– Хватит реветь. Ты уже не маленький. Я тебя не наказываю. Если не подыщешь ничего лучше, будешь стричь газоны. Если уж Клем стриг, тебе тем более не зазорно. Походишь весь день за газонокосилкой – ночью уснешь в два счета.

Мэрион пеняла Рассу (как обычно, кротко, но неотвязно), что заставить Перри стричь газоны – значит впустую растратить его таланты, оскорбить его чувствительность, но Расс оказался прав: Перри действительно вернулся к нормальному режиму. Летом он спал с полуночи до полудня, как обычный подросток, а в сентябре по собственной инициативе вступил в “Перекрестки”. Видимо, решил присоединиться к Рику Эмброузу из мести за то, что его заставили стричь газоны, но Расс ни разу не высказал Перри неодобрения, не доставил ему такого удовольствия. По правде говоря, Перри чем дальше, тем больше вызывал у Расса физическое отвращение, ему противно было его подростковое тело. И когда Перри после уроков отправлялся в “Перекрестки”, когда уезжал с ними куда-то на выходные, Расс чувствовал облегчение: не нужно терпеть его оскорбительную телесность.

Теперь же Расс задался вопросом: что если отвращение внушает ему скверный характер Перри, самодовольное наслаждение, с каким тот тайком употребляет наркотики. Это все Мэрион виновата, черт бы ее побрал. И слова не скажи против ее драгоценного сына, а Перри злоупотребляет ее доверием, и вот теперь Фрэнсис, ставшая для Расса источником удовольствия, считает его из-за Перри доверчивым лопухом, чей сын приохотил ее Ларри к наркотикам. Черт бы побрал Мэрион. Он уже представлял, с каким жестоким удовольствием сообщит ей, что Перри наркоман, ткнет ее носом в сыновьи грешки: вот до чего довело твое потакание, – пусть Мэрион поплатится за то, как унизительно Рассу было узнать обо всем от Фрэнсис. И Перри тоже поплатится.

Но что если Перри не останется в долгу? Что если спросит Расса при Мэрион, куда это он ехал с миссис Котрелл и кучей коробок? Расс, помоги ему Бог, за завтраком вынужден был соврать Мэрион – сказал ей, что повезет игрушки и продукты с Китти Рейнолдс.

– Не хочешь здесь свернуть? – спросила Фрэнсис.

Расс резко вывернул через две слякотные полосы на Огден-авеню, так что машину чуть занесло и в багажнике задребезжали игрушки. Сзади загудели.

– Не расстраивайся, – сказала Фрэнсис. – Рик Эмброуз говорит, сейчас с этим сталкиваются многие родители.

Рик Эмброуз знает, чем живет современная молодежь, и держит руку на пульсе улиц.

– Ты говорила с Риком о Ларри? – выдавил Расс.

– Да, но ты не волнуйся, я о Перри не проболталась. То есть проболталась, но только тебе. Не Рику. Мне нужен был совет, как относиться к тому, что пятнадцатилетние курят травку. Рик сказал, что уж чего-чего, а “Перекрестков” мне бояться нечего. У них очень строгие правила в том, что касается выпивки и наркотиков на занятиях. И секса, конечно. Хотя об этом мне точно не нужно беспокоиться. Бедный Ларри, я ни разу не видела, чтобы он хоть посмотрел на девушку. Он влюблен в Перри – в переносном смысле, вообще-то у него нет отклонений. А может, и есть. Если так, хорошо, что Бобби об этом уже не узнает.

Расс силился придумать и сказать ей что-нибудь мудрое, под стать глубоким знаниям Эмброуза о молодежи.

– Когда я вернулась домой и обнаружила, что Ларри под кайфом, – продолжала Фрэнсис, – у меня словно открылись глаза. А потом я свалилась с простудой, и когда наконец выздоровела, во мне будто что-то перевернулось. Я вдруг поняла, что отныне должна жить иначе – больше времени уделять детям, перестать гоняться за мечтой о повторном браке. Мне захотелось закатать рукава и взяться за дело. Больше помогать тебе и Китти в вашей работе, и еще я спросила у Рика, могу ли чем-то помочь “Перекресткам”. Отчасти потому, что теперь я несу двойную ответственность за Ларри и Эми: я должна быть им не только матерью, но и отцом. А отчасти… Тебе никогда не казалось, что ты родился слишком рано?

– Ты имеешь в виду, хотел бы я стать моложе?

– Да кто не хотел бы. Но я о другом – о том, что сейчас происходит. Столько экспериментов, столько сомнений в прежних ценностях. Взять хотя бы то, что теперь девочки могут одеваться, как мальчики – жаль, что у меня этого не было. Жаль, что в моей юности не было “Битлз”. Жаль, что тогда не было принято пожить вместе, а потом уж решать, жениться или нет: в моем случае это было бы просто необходимо. У меня такое ощущение, что я родилась лет на пятнадцать раньше, чем следовало.

– Все это было уже в начале пятидесятых, – заметил Расс. – В Нью-Йорке, в Гринич-Виллидже, когда я там жил, уже было все, о чем ты говоришь, разве что оно было чище, пожалуй.

– В Нью-Йорке, может, и было. Но не в Нью-Проспекте.

– Пожалуй, я не жалею, что родился так рано. – Расс напомнил себе, что не стоит расхваливать Гринич-Виллидж, ведь они с Мэрион прожили там всего два месяца, а до этого два года – в доме для семинаристов на Восточной Сорок девятой. – В так называемой современной молодежной культуре меня раздражает вот что: молодые считают, будто она возникла на пустом месте. Современная молодежь уверена, что это она изобрела политический радикализм, добрачный секс, гражданские права и права женщин. Большинство не читало ни Юджина Дебса, ни Джона Дьюи, ни Маргарет Сэнгер, ни Ричарда Райта[26]. Когда я в шестьдесят третьем был в Бирмингеме[27], большинство протестующих были мои ровесники или старше. С тех пор изменилась разве что мода: другая музыка, другие прически. А это все наносное.

– Ты правда считаешь, что больше ничего не изменилось? Да если бы у нас в старших классах была такая группа, как “Перекрестки”, я бы сразу в нее вступила. Если бы в двадцать лет я прочитала Бетти Фридан и Глорию Стайнем[28], вся моя жизнь сложилась бы иначе.

Расс нахмурился. В Эмброузе он чуял угрозу, но уж от Китти Рейнолдс никак не ждал подвоха.

– Я всего лишь хочу сказать, – ответил он, – что антивоенные демонстрации, движение за гражданские права – и, конечно же, феминизм, – выросли из семян, посаженных давным-давно.

– Ладно, приняла к сведению. Можно я скажу тебе одну ужасную вещь?

Она снова передвинулась на сиденье, прижалась спиной к пассажирской двери, касалась ногой его ремня безопасности. Теперь ремень врезался ему в пах.

– Я оставила пакет Ларри себе, – сказала Фрэнсис. – Представляешь? Сперва собиралась смыть траву в унитаз, и Ларри слышал, как льется вода, но я не выкинула марихуану, а спрятала у себя в комнате.