Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мирослава рассмеялась, но рассмеялась так тепло и необидно, что Абашкин смягчился.
– Я ведь о вас наслышан, – проговорил он.
– Я о вас тоже, Юрий Тимофеевич.
– Ага. Представляю, что вам там про меня рассказали.
– Вот я и подумала, что неплохо было бы нам с вами, Юрий Тимофеевич, встретиться лично.
– Вы что же, в ресторан меня приглашаете? – ехидно поинтересовался Абашкин.
– В ресторан я вас, Юрий Тимофеевич, всенепременно свожу, но потом.
– Ага, – хмыкнул Абашкин, – «если ты захочешь».
Не обратив внимания на его реплику, Мирослава проговорила:
– А пока я бы хотела напроситься к вам в гости.
– У меня не прибрано.
– В кабинет.
– В кабинет, значит, – сокрушённо вздохнул он и добавил: – Нечасто гражданские сами напрашиваются в кабинет к следователю.
– Так я не совсем гражданская, – снова тихо рассмеялась Мирослава.
– И то верно, – неожиданно серьёзно отозвался Абашкин и велел: – Приходите.
– Когда?
– Сейчас. Чует моё сердце, вы уже поблизости сидите.
– Типа того. Буду через полчаса.
– Пропуск возьмёте у дежурного.
– Договорились.
И вот, когда Мирослава увидела следователя Абашкина впервые, она поняла, что не так уж он страшен и зануден, как ей его описывали.
Юрий Тимофеевич в свою очередь тоже внимательно рассматривал её и невольно удивлялся тому, как она молода и хороша собой, несмотря на джинсы, свитер и сапоги, напоминающие омоновские ботинки.
– Проходите, садитесь, – пригласил он.
Она прошла и уверенно опустилась на стул напротив следователя.
– Юрий Тимофеевич, я знаю, что вы в курсе моего сотрудничества с Белозерским.
– В курсе, в курсе, он мне вами уже всю плешь проел. – Абашкин похлопал ладонью по своей голове. Лысины на его макушке не наблюдалось, и Мирослава едва сдержала улыбку.
Она решила приступить сразу к делу.
– Юрий Тимофеевич, мне кажется, что человек, в доме которого нашли труп, не может не быть в числе подозреваемых.
– Местная полиция решила иначе, – ответил Абашкин. – К тому же никакой связи между убитой Рокеловой и хозяйкой дачи обнаружено не было. Они даже не были знакомы.
– Совершенно верно, знакомы они не были. Но брат Варфаламеевой некоторое время был парнем Рокеловой, и беременна она, скорее всего, была именно от него.
– Постойте, постойте! – замахал на неё руками Абашкин. – У Янины Юрьевны нет ни братьев, ни сестёр. Мы проверили это.
– У неё есть сводный брат, и даже два – Ростислав Чернобородов и Вячеслав Чернобородов.
– Так, так, так, – застучал пальцами по столу Абашкин, – с чего вы это взяли?
– Мать убитой Рокеловой заметила, что Янина Варфаломеева похожа на парня, с которым она столкнулась, поехав в гости к дочери.
– И вы решили, что…
– Совершенно верно, я решила выяснить, не усыновил ли девочку Юрий Иванович Варфаломеев. Оказалось, что мать Янины вышла за него, будучи беременной, поэтому девочку записали на него.
– Но как же она познакомилась со сводным братом?
– Банально. Биологический отец Сергей Чернобородов нашёл бывшую жену и удостоверился, что девочка на самом деле его дочь. И если Варфаламеевы не желали иметь с ним ничего общего, то бабушка Янины, вероятно, решила, что внучке не помешает иметь брата. Она разрешила Чернобородову привозить мальчика летом на дачу. И несмотря на разницу в возрасте, дети подружились.
– Но ведь это не делает Варфаломееву убийцей! Ей ни к чему было убивать Рокелову.
– Совершенно верно. Но я предполагаю, что, когда бабушки не стало, между Яниной и Ростиславом вспыхнула искра.
– Ну, знаете ли, между двадцатилетней девушкой и пятнадцатилетним мальчиком навряд ли такое возможно! На том отрезке возраста пять лет – это бездна.
– Я бы тоже так решила. Но это единственное объяснение, почему Янина пошла на убийство ради брата.
– Даже если была связь, он не мог её этим шантажировать. Его слово против её слова, и никаких доказательств.
– Значит, у него были доказательства.
– С чего вы это взяли?
Если бы это был Шура, Мирослава бы сослалась на интуицию. Но она понимала, что с Абашкиным это не прокатит. Поэтому она сказала:
– Я пришла к этому методом рассуждений. И ещё вот. – Она положила перед ним список из нескольких фамилий.
– Что это? – удивился следователь.
– Список фамилий и адресов девушек, с которыми Янина Юрьевна вместе училась в институте. Две из них – фамилии, которых подчёркнуты, – были её довольно близкими подругами и могли знать о романе между братом и сестрой.
– А вы сами с ними не разговаривали?
– Нет, я подумала, что будет лучше, если этим займётся полиция или следователь.
– В принципе вы правильно решили. – Абашкин не сводил с Мирославы пытливых глаз. – Но всё это косвенные улики.
– Косвенные, – согласилась Волгина. – А вот это адрес некой Инны К., которая видела, как в ночь убийства мужчина и женщина грузили в багажник, как ей показалось, мешок с картошкой. Но я попросила Ларису Васильеву, сестру Виолы Рокеловой, узнать, приезжали ли к кому-то из жильцов родственники или знакомые за картошкой. Вместе с Александром Сотниковым они опросили соседей, и, как и следовало ожидать, никто ни к кому в ту ночь не приезжал. Всё сходится на том, что в багажник грузили труп Рокеловой. А если это так, то должны остаться какие-то биологические следы.
– Должны, – задумчиво проговорил Абашкин. Сам он в это время крыл сам себя, не стесняясь в выражениях. Надо же было так опростоволоситься и зациклиться на единственной версии. Через некоторое время он разозлился на Нестерову. Она виновата! Кто же ещё?! Если бы она не поторопилась с чистосердечным…
– Юрий Тимофеевич, вы меня слушаете? – окликнула его Мирослава, заметив, что следователь витает неизвестно где.
– Конечно, слушаю, – откликнулся Абашкин, – и очень внимательно.
– Юрий Тимофеевич, я вот думаю, что задушили Рокелову всего через несколько минут после её драки с Нестеровой. И кровь из раны на голове ещё сочилась. А значит, тот, кто прикасался к ней и тем более укладывал её в мешок, не мог не испачкаться. По словам Инны, на женщине и мужчине, несших мешок, были тёмные куртки. И ещё зимой люди ходят в перчатках. Если на подушке нет следов пальцев, то следы ворсинок там вполне могли остаться.
– Мирослава Игоревна, – Абашкин уставился на Мирославу немигающим взглядом, – скажите мне честно, в прессе всё это, – он сделал неопределённый жест рукой, – всё это будет освещаться?