– Неужели страх перед той опасностью, что может навлечь на нас оборотень, превосходит страх, исходивший от Хашшишина? – подумал Мал.

Опасения оказались напрасны: оборотень так и не пришла. Под утро он заговорил с бодрствующим капитаном:

– Кажется, всё обошлось…

– Сегодня ночью ты слился с Оборотнем в едином предчувствии, – сказал капитан. – Грозящая всем опасность для вас двоих стала явью. И всё же удивительно, что оборотень смогла преодолеть страсть к тебе…

Мал понял, почему меч Рамзеса не освободил от боли и волнений: он побеждает те страхи, что навязаны чужой волей. Против страхов, порожденных самим малом, меч обратиться не в силах.

К завтраку вернулся исчезавший на ночь леопард и лег рядом с Малом. Вслед за ним появился недовольный Гафар с отрядом кочевников. Не сходя с лошади, он объявил, что зверь задрал двух овец. Мал посмотрел на леопарда.

– Я охотился, – объяснил зверь.

Капитан вытащил несколько монет и протянул их Гафару. Старик взял их, после чего опять предложил купить овец, коз, соль и чистую медь. Вместо ответа Хуфтор поинтересовался, нашел ли он девочку. Гафар сообщил, что нашел ее: девочка была в беспамятстве, а, очнувшись, сказала, что в нее вселился шайтан. Не дождавшись пожеланий приобрести товар, купец попрощался и уехал.

Мал, сидя на бегущем вперед леопарде, всматривался в небо серого цвета. Сегодня оно было плоским и пустым, тогда как солнце всю дорогу скрывалось за невидимыми облаками. Деревья казались искусственными, и ковер из зеленой травы, устилавший землю, был подобен старому, покрытому морщинами пергаменту. Спутники Мала следовали за ним, как безмолвные тени. Он утратил способность воспринимать их как живых людей. Зато Мал всё больше думал о Лесном воине и смутно предощущал его появление. Он сказал об этом капитану, но тот ничего не ответил.

– Здесь стоял храм сына Анубиса – Упуата, – Хуфтор по своему обыкновению начал рассказывать очередную историю, – и был разрушен испанцами. Когда вера в древних богов пошатнулась, жители ближайшей деревни разобрали остатки священных стен, а камни растащили кто куда. Случилось так, что их поразила проказа…

Хуфтор неожиданно прервался и так и не возобновил рассказ. Вечером Мал заставил себя съесть несколько пресных лепешек и запить их безвкусной водой, хотя ни аппетита, ни жажды не испытывал…

Он проснулся от боли в груди. Мал развязал платье и прижал руку к тому месту, где в страхе металось сердце. На нем была чужая одежда, змеиная кожа исчезла вместе с мечом Рамзеса. Мал лежал один в неизвестном лесу, не помнил, как здесь очутился, но знал, что где-то поблизости таится опасность. Он поднял голову и увидел тонкий женский силуэт, высвеченный лунным светом.

– Мерит! – сорвалось с его губ.

Она повернула к нему лицо, окаймленное темными волосами, и посмотрела пустым взглядом.

– Это ведь я – твой любящий брат! – воскликнул Мал.

В ответ она прыгнула, прижала его сильными руками к земле, приоткрыла рот, но не для поцелуя, а для того, чтобы впиться зубами в шею. Издалека послышался волчий вой. Девушка повернулась в ту сторону, откуда он доносился, сорвалась и исчезла в темноте. Мал увидел, что находится в кольце волков. В их глазах холодным светом сияли ум и способность к безжалостному убийству. Мал не испытывал страха, он был готов умереть прямо сейчас. Но вместо того, чтобы растерзать, волки повели его, окружая со всех сторон, вглубь леса.

Стражи скрытого в лесу храма воинственного волка Упуата встретили Мала устрашающим рычанием. Это были звери, намного превосходящие лесных собратьев ростом и мощью. Волчица, самая крупная и свирепая из всех, приказала войти внутрь. Мал подчинился ее воле. Вместо стен и колон за храмовыми воротами он увидел всё тот же ночной лес. Из-за ближайшего дерева вышел один из проводников Мала.

– Ты не выдержал испытания. Ты предал моего отца и будешь наказан, – сказал зверь и побежал прочь.

– Прошу тебя, остановись! Верни мне Мерит, какой она была прежде!

Старший сын фараона Рамзеса сказал:

– И ничего нет для меня дороже сестры Мерит. Когда она берет в руки благозвучный систр и играет на нем, даже странствующие боги Энеады замирают от наслаждения, что уж говорить о простых смертных. Когда голос ее льется в стенах дворца, они падают ниц, не в силах скрыть благоговение перед пением, уносящим их душу в небесное царство. Счастлив, кто смог уловить в своих одеждах аромат умащений Мерит, потому как нет ничего прекрасней их благоухания. Счастлив похититель черного, как ворон, волоса, упавшего с ее головы, и тот, на кого она случайно обратила взор, ниспослав свое снисхождение. Мне ли, брату ее, не заботиться о той, что испила молока из груди матери моей, мне ли не хранить ее безмятежность?

С малых лет отец обучал меня воинскому искусству. Показывал, как мастер выделывает лук из древа жизни и смерти и крепит на нем бычьи жилы. Я стоял с ним на колеснице, когда озирал он поле при Кадеше. Из моих рук сын бога Ра принял стрелу с широким острием – ту, что положила начало великому сражению с хеттами. Возложил ее воспаленный гневом Рамзес на середину лука, пустил в сторону врага и полетел в битву. Пришло время, и у меня достало сил натягивать тетиву, и падали звери, пронзенные моими стрелами, и нес их к ногам прекрасной Мерит: кто еще достоин моей жертвы? У кого тонкий стан, соперничающий в стройности с виноградной лозой, кто глядит на мир глазами бездонными как ночное небо над Нилом, кто ступает по земле легче полевой лани, какие еще губы источают сладчайший сок, пьянящий как шедех, чей еще голос подобен дыханию северного ветра?

Как зачарованный внимал я нежным песням Мерит, мечтая о том, чтобы дни похожи были друг на друга, как листья с одной и той же ветви. Но нить судьбы, связующую нас, прервал отец. Он полководцу лучшему из лучших обещал, что станет дочь его женой за доблесть на полях сражений.

– Но ведь любовь пронзила нас огненными стрелами, и все воды Нила не смогут залить огонь, что пылает в наших сердцах. Смилуйся, отец, отдай мне ее в жены! И властью, что дана богами, позволь быть вместе брату и сестре.

И слышать не желая этих слов, отец был непреклонен в своей воле. Тогда в отчаянии проник в покои к Мерит, сорвал с нее одежды. Не сдерживая страсть, вкусили мы плоды запретного блаженства. Тогда же схвачен был и брошен на колени пред тем, кто ныне царствовал в Египте.

– Ты свободен от тяжелых работ и кожа рук твоих нежна, живешь в доме, что тяготиться от роскоши, и в конюшнях твоих много быстроходных скакунов. Ты одет в дорогие одежды и ни в чем не испытываешь недостатка. Неужели ты несчастлив?

– Мерит невиновна – я овладел ей против ее воли, – было сказано мною в ответ.

Фараон милостиво даровал мне смерть, предначертанную судьбой. С рожденья предсказана мне гибель от змеиного укуса. Еще в семь лет я в кровь свою впустил змеиный яд. Отец испытывал меня и дал возможность выжить. Противоядие избавило от мук. Но вместе с ними страх мой не исчез. Он до сих пор преследует меня. Теперь я спущен в подземелье, и кобра вслед за мною. Что мне осталось? Молить Анубиса, чтоб покровительствовал во мраке царства мертвых? Змея подползла, капюшон расправила и тело мое обвила, раскрыла пасть, и к коже прикоснулась раздвоенным, как ветка, языком, зубами впилась в грудь. Глаза закрыл от нестерпимой боли, с нею тяжесть навалилась на всё тело. Огненный шар вспыхнул на месте укуса и выжег воздух в груди. Разомкнул веки и вслух проговорил: