– Ясно, – выдохнул Микола и как-то недовольно взглянул на Лавру.

– А что было потом? Как на вас напали? – потребовала Гербер.

– Я это очень плохо помню, – поморщилась дочь Малоны Валентиновны. – Вроде мы какой-то фургон обгоняли, потом что-то стрельнуло, дядя стал крутить руль, я ударилась головой о переднее стекло и вырубилась. Говорят, мы врезались в какое-то здание и ещё перевернулись.

– Считай, ты заново родилась, – приободрил её брат. – Я видел «Митцу», она вся всмятку. Вас вытаскивали из-под обломков с помощью пилы. Ещё хорошо, что не взорвалась, спасатели вовремя подоспели.

– Да уж, я будто из мясорубки вылезла, – засмеялась Лариса, и в палату заглянула медсестра, та самая, что кокетничала вчера с Шершнёвым.

– Так, вы тут уже очень долго, а больной нужен покой, не видите, я систему поставила, – указала девица на капельницу. Пришлось уйти.

Настроение у Лавры после посещения Александровской больницы сошло на нет. Как теперь вести себя перед Холодовыми? Стоит ли просить прощения? Или в такой ситуации это будет выглядеть совсем кощунственно? До назначенного Броном часа Лавра была сама не своя. Несколько раз она пыталась дозвониться на сотовый телефон Игоря, но его номер был недоступен. Значит, с острова он ещё не вернулся. Искать пропавшую Марину тоже не получалось, поскольку город Лавра знала весьма плохо, а уж о ночных клубах, в которые могла отправиться подруга, и вовсе не имела никакого представления.

После обеда Малона Валентиновна уехала к себе за вещами для дочери, Екатерина Львовна собралась обратно в больницу, а Груня ушла в магазин за продуктами. Так что Лавра могла спокойно навестить кабинет Глеба Валентиновича, который, как ни странно, оказался не заперт.

Гербер осмотрелась. Стол господина Холодова был прибран, видимо, ещё им самим. На перекидном календаре стояла дата 5 июля, а на его жёлтом листе начёрканы три буквы – ЭКЦ. Вряд ли это означало что-то важное, а если и так, то Лавре ни в жизнь не догадаться самой, что это такое.

Она покопалась в документах, залезла во внутреннюю полку, где в основном лежали вырезки из газет и рекламные брошюрки банков. Проблема же возникла с выдвижными ящиками. Глеб Валентинович предусмотрительно держал их под замком, оставив открытым лишь самый верхний, в котором валялись чистые листы бумаги, пустые папки и набор карандашей. И где же ключи от этих тайников?

Оставив их на потом, Лавра перекинулась к стеллажам, разглядывая книги. Основная их часть была посвящена экономическим наукам и банковскому делу, некоторые даже на немецком и на английском языках. Здесь же нашлись сборники законодательства, комментарии к ним, научные журналы. Словом, обычная литература для процветающего предпринимателя. На стене рядом висела картина, за которой, скорее всего, был спрятан сейф. Но отодвинуть её девушка не смогла, хоть и пыталась.

Оставался только телефон на краю пустой тумбочки. Аппарат был японского производства с впечатляющим набором разнообразных функций, среди которых имелся и определитель номера. Потыкав в резиновые кнопочки, Лавра открыла журнал памяти и принялась изучать список всех входящих звонков. Некоторые номера повторялись довольно часто, другие же сопровождались именем владельца. Среди них оказалось и странное сокращение ЭКЦ. Хуже всего, что этот самый абонент и звонил в тот вечер Глебу Валентиновичу перед тем, как он попал в аварию. Хотя, может, Лавра и ошиблась – она была не очень сильна в технике, тем более в такой сложной. На всякий случай она набрала номер этого подозрительного ЭКЦ. Подождав пару минут, девушка повесила трубку. На том конце провода никто не отвечал. Что ж, она сможет проверить это позже.

По улице Ватутина, как и вчера, бродило много прохожих, а машин совсем не наблюдалось. В офисе Брона царила тишина. Секретарши не было. Судя по выключенному компьютеру, скорей всего, она уже ушла домой. Двери в кабинет психолога оказались открытыми, и из-за этого здесь гулял сквозняк.

– А, Лавра, это Вы, – выглянул к ней Арсен Урсулович. – Добрый вечер, проходите…

Мужчина сегодня смотрелся попроще. Вчерашнюю рубашку сменила однотонная белая футболка. На безымянном пальце левой руки по-прежнему сиял перстень с несколькими красными камнями. От Брона исходил тот же чарующий аромат его эксклюзивного парфюма, и к Лавре вернулось чувство покоя.

– Вы какая-то угрюмая, это из-за ночного приступа Глеба или по другой причине? – полюбопытствовал Арсен Урсулович, усадив пациентку на удобный канапе, а сам занял кресло напротив неё.

– На меня в последнее время много всего навалилось, – призналась Гербер. – Я ощущаю себя чужой в этом городе.

– Давайте с этого момента поподробнее, – предложил Брон, вновь разминая пальцы рук. Казалось, это был его излюбленный ритуал.

– Сейчас я считаю, что мне вообще не стоило переезжать в Петербург, – с печалью сказала выпускница. – Этого не хотела моя мама, но очень желал Марк Франкович. Да и Глеб Валентинович настаивал. Так уж получилось, что оставаться в том месте, где я жила раньше, было нельзя из-за угроз. Вы, наверное, знаете, что со мной приключилось зимой?

– Да, но Вам не повредит рассказать об этом снова, – попросил мужчина, не сводя с неё изучающего взгляда.

И Лавра поведала ему о собственных злоключениях, которые произошли в декабре: о фанатичных последователях Бальваровского, пожелавших устроить кровавый ритуал для своего инфернального хозяина, о пугающих способностях Рудольфа Орфина, о безумном археологе Стреглове и о конфликте с преподавателем Суровкиным.

– Остановимся на этом преподавателе, – вновь перехватил инициативу психолог. – Что заставляло Вас бояться его: издёвки, внешность, непристойное предложение или смерть?..

– Я как-то не задумывалась над этим, – пожала плечами девушка. – Внешность?.. Не сказать, чтобы он был каким-то страшным. Однако его глаза, знаете, у них был такой необычный цвет – ярко-зелёный. Они напоминали мне глаза какого-то зверя… Я часто вспоминаю их. К тому же, когда я нашла Рафаэля Бергетовича мёртвым в его квартире, мне вдруг вспомнился случай в санатории. Тот случай с убийством Коваля. У него были точно такие же зелёные глаза, и они смотрели на меня с таким же вопросом, словно хотели забрать с собой…

– То есть ваш страх перед преподавателем уже был заложен в Вас изначально, потому что он обладал тем же редким цветом глаз?

– Думаю, это так…

– А знаете, Лавра, что во времена инквизиции к людям с такими глазами относились очень настороженно. В средние века основным доказательством при обвинении в колдовстве выступал как раз цвет глаз – зелёный. Им обладали многие так называемые ведьмы.

– Да, мне об этом известно. Ещё вроде бы рыжий цвет волос играл здесь не последнюю роль.

– Вот видите, это вполне нормальное явление бояться таких людей, и они хорошо осознают это. Многие из них специально пользуются этим, чтобы их боялись. А страх, как известно, соседствует с уважением, с признанием…

– То есть я и дальше должна бояться зеленоглазых мужчин?