В восемь вечера в пятницу Фиби встретила ее у входной двери дома Брюса и после дружеского приветствия предупредила, что «мальчики» уже пьют. Проследовав за ней на кухню, Мерсер услышала жужжание блендера. Брюс, одетый в шорты и тенниску, смешивал на заднем крыльце коктейль из рома с лимонным соком и сахаром. Чмокнув Мерсер в обе щеки, он представил ее Морту, который приветствовал ее медвежьим объятием и заразительной улыбкой. Он был босиком и в рубашке до колен. Брюс протянул ей бокал с дайкири и подлил остальным, после чего все расселись в плетеных креслах вокруг небольшого столика, заваленного книгами и журналами.

Не вызывало сомнения, что в подобных ситуациях, как, наверное, и во всех других, говорить должен был Морт, а остальным надлежало слушать. Мерсер это полностью устраивало. После третьего глотка она почувствовала гул в голове и задумалась, сколько же рома добавил Брюс в коктейль. Морт метал громы и молнии по поводу президентской гонки и плачевного состояния американской политики, в чем Мерсер совсем не ориентировалась. Но зато Брюс и Фиби слушали с интересом и вставляли ремарки, помогавшие Морту делиться своими соображениями и дальше.

– Не против, если я закурю? – спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно, и потянулся к шкатулке на столе. Они с Брюсом раскурили черные сигары, и вскоре над ними повисло облако синего дыма. Брюс принес кувшин и налил всем по новой порции. Воспользовавшись редкой паузой в монологе Морта, Фиби обратилась к Мерсер:

– По словам Брюса, вы здесь работаете над романом.

Мерсер знала, что в какой-то момент речь обязательно зайдет об этом.

– Брюс преувеличивает. Сейчас я больше размышляю, чем пишу, – улыбнулась она.

Морт выпустил облако дыма и произнес:

– «Октябрьский дождь» был прекрасным дебютом. Очень впечатляющим. Кто его опубликовал? Я не могу вспомнить.

– Ну, «Рипли» же не захотел его выпускать, – с великодушной улыбкой заметила Мерсер.

– Верно, мы сглупили, но ведь это бизнес. С какими-то книгами мы угадываем, а с какими-то промахиваемся, но от этого никто не застрахован.

– Его опубликовал «Ньюкомб», но потом у нас появились разногласия.

Неодобрительно фыркнув, он сказал:

– Шайка клоунов. Вы ушли от них?

– Да. Мой текущий контракт с «Викингом», если он еще в силе. В последний раз, когда мне звонила редактор, она сообщила, что я просрочила сдачу рукописи на целых три года.

Морт взревел от смеха:

– Всего три года! Везет некоторым! На прошлой неделе я наорал на Дага Танненбаума, потому что он должен был сдать рукопись восемь лет назад. Писатели!

– А ваш новый роман обсуждается? – успела вставить Фиби.

Мерсер улыбнулась и покачала головой:

– Пока его нет.

– А кто ваш агент? – поинтересовался Морт.

– Гильда Савич.

– Мне она нравится. В прошлом месяце мы с ней обедали.

Ром делал свое дело, и Мерсер едва удержалась, чтобы не сказать, что рада этому.

– Она обо мне ничего не говорила?

– Я не помню. Это был долгий обед, – громогласно признался Морт и залпом осушил свой бокал.

Фиби спросила о Ноэль, и несколько минут разговор шел о ней. Мерсер обратила внимание, что на кухне тихо и приготовлением пищи никто не занимается. Когда Морт, извинившись, вышел в туалет, Брюс отправился к блендеру, чтобы смешать новую порцию дайкири. Девушки поболтали о лете, отпуске и тому подобном. Фиби с Мортом уезжали завтра на острова Флорида-Кис, где проведут месяц. В июле издательская деятельность стихала, а в августе вообще замирала, а поскольку он был боссом, то они могли покинуть Нью-Йорк на целых шесть недель.

Едва Морт вернулся и устроился в кресле с новым бокалом и сигарой, как раздался звонок в дверь, и Брюс исчез. Он вернулся с большой коробкой еды на вынос и поставил ее на стол.

– Лучшие на острове маисовые лепешки тако с рыбной начинкой. Морской окунь на гриле, выловленный сегодня утром.

– Ты угощаешь нас тако на вынос? – осведомился Морт, явно не веря своим ушам. – Этого просто не может быть! Я угощаю тебя в лучших ресторанах Нью-Йорка – и что получаю в ответ?! – возмутился он, набрасываясь на тако.

– В прошлый раз в Нью-Йорке ты водил меня обедать в какую-то жуткую забегаловку за углом от офиса, и от тех жареных бутербродов с мясом и сыром меня чуть не вырвало. К тому же счет оплатил я.

– Ты всего лишь продавец книг, Брюс, – объяснил Морт, засовывая в рот половину лепешки. – Это писателей ублажают изысканной кухней. Мерсер, когда вы будете в Нью-Йорке, я отведу вас в самый шикарный ресторан.

– Договорились, – отозвалась она, зная, что этого никогда не случится. Учитывая скорость, с которой Морт опорожнял свой бокал, наутро он мало что вспомнит. Брюс тоже не отставал и пил куда решительнее, чем ей доводилось видеть до сих пор. Куда только делись его неспешное потягивание вина, неторопливое наполнение бокалов, рассуждения о винтаже и производителях и полный самоконтроль. Теперь, скинув туфли и с растрепанными волосами, он расслаблялся по полной после долгой трудовой недели, а компанию ему составлял подельник по ремеслу.

Потягивая ледяной напиток, Мерсер пыталась сообразить, сколько она уже выпила. Брюс постоянно подливал ей, так что подсчитать не получалось. В голове у нее уже давно гудело, и она чувствовала, что пора сбавить обороты. Мерсер съела тако и огляделась, нет ли бутылки с водой или хотя бы вина, но на крыльце красовался лишь очередной кувшин с дайкири.

Разлив по бокалам новую порцию коктейля, Брюс начал рассказывать историю о дайкири – своем любимом летнем напитке. В 1948 году американский писатель по имени А. Е. Хотчнер отправился на Кубу, чтобы встретиться с Эрнестом Хемингуэем, который жил там в конце 1940-х и начале 1950-х годов. Они быстро подружились, а спустя несколько лет после смерти Хемингуэя, а именно в 1966 году, Хотчнер опубликовал ставшую знаменитой книгу «Папа Хемингуэй».

Морт, естественно, не мог оставить это без комментариев.

– Я знаком с Хотчнером, думаю, он все еще жив. Наверное, ему уже лет сто.

– Что ты знаком со всеми, ни для кого не секрет, Морт, – отозвался Брюс.

Как бы то ни было, история гласила, что встречаться с Хотчнером, собиравшимся взять у него интервью, Хемингуэй не желал. Хотчнер проявил настойчивость, и они наконец встретились в баре недалеко от дома Эрнеста. По телефону Хемингуэй сказал, что тот бар славится своим дайкири. Он, естественно, не явился вовремя, и в ожидании Хотчнер заказал дайкири. Напиток оказался вкусным и крепким, а поскольку Хотчнер вообще пил мало, он потягивал его целый час. Чувствуя, что в баре жарко и душно, он заказал вторую порцию. Выпив ее половину, Хотчнер вдруг заметил, что у него двоится в глазах. Когда Хемингуэй наконец прибыл, его приветствовали как настоящую звезду. Не вызывало сомнений, что он был там завсегдатаем.