Она дотронулась до его плеча и твердо велела:

– Кеннеди, уходи!

Он возразил, сославшись на то, что я, по его мнению, был работягой из университетской техслужбы. А я не мог это опровергнуть, не подвергая Джозефа риску потерять место.

– Он студент, – отрезала Жаклин.

Теперь ее лицо было каменным.

Мур пообещал, что они еще поговорят на следующей неделе, когда приедут домой. Она не ответила. Выражения ее глаз я не понял.

Я знал, что реплика про Бака выбила ее из колеи, но совсем не по той причине, на которую надеялся Мур. Он просто хотел заставить ее испугаться за свою репутацию – бред! При мысли о том, что сплетники припишут ей связь с уродом, который на самом деле пытался ее изнасиловать, я снова испытал острейшее желание выбить из него к чертям все дерьмо.

Мур посмотрел на меня так, будто думал напугать. Я понадеялся, что ему хватит ума не лезть на рожон – ведь разобраться с ним мне было бы еще легче, чем с его «братишкой»-насильником. Собственная презрительная мина казалась ему, судя по всему, неимоверно страшной, но стойка, которую он принял, с головой выдавала его неподготовленность. Два удара – и он бы лежал. Наверное, этот мажор ни разу в жизни не дрался по-настоящему. Я смотрел на него в упор, пока он не развернулся и не зашагал к выходу.

Я оттаял при первом прикосновении Жаклин. Отвечая на ее поддразнивающие вопросы о моих многочисленных профессиях, я плел, будто в техслужбе подрабатывал только изредка, а в занятиях по самообороне участвовал на общественных началах.

– По-моему, мы кое-что забыли, – сказала она, и я замер, стараясь сохранить невозмутимый вид в ожидании продолжения: «Ты еще и ассистент преподавателя по экономике». Но вместо этого услышал: – Как насчет телохранителя Жаклин Уоллес? – На меня нахлынуло нечто среднее между облегчением и разочарованием. Мне и не хотелось раскрываться, и в то же время я чувствовал, что она должна это знать. – Возьмешься за еще одну волонтерскую работу, Лукас? – Жаклин кокетливо подалась ко мне, гипнотизируя своими колдовскими глазами. – Только как же ты тогда будешь находить время на учебу? И на отдых?

Я обнял ее и привлек к себе. Черт возьми, она буквально сводила меня с ума.

– Есть вещи, для которых я всегда найду время, Жаклин, – прошептал я, целуя ее в шею.

Я уже знал, что за ухом у нее слабое местечко. Она таяла, когда я слегка дотрагивался до него губами, и тихо мурлыкала, когда я лизал и чуть прихватывал нежную кожу – аккуратно, чтобы не оставить следа. Жаклин была чувственной девушкой, но не выставляла свою личную жизнь напоказ, и ей ни к чему были отметины на заметных местах – все только обрадуются.

Я выпустил ее, до поры ограничившись поцелуем.

* * *

Я послал Жаклин поправки к ее работе, написав, что она уже восполнила свои пробелы, но оставшиеся две недели я все равно буду посылать ей вопросники. Еще я предупредил ее о моем отъезде домой, где нет Интернета. Мол, со среды со мной нельзя будет связаться. Как с Лэндоном.

Увидь меня дед, он бы покачал головой и тяжело вздохнул. А если бы мог дотянуться, то съездил бы мне по уху и выдал десять синонимов к слову «идиот».

Жаклин ответила, что ее родители уезжают кататься на лыжах, но она все равно собирается домой. Побудет там одна. Я каждый раз по-разному представлял себе ее близких, но никогда не думал, что у нее могут быть родители, которые способны о ней забыть.

Мне самому предстояла четырехчасовая поездка на побережье на внедорожнике Хеллеров. Они сняли домик на пляже и собирались устроить там праздничное застолье. А я должен был разместиться у отца и провести несколько дней в тишине, если не считать ужина с Чарльзом, Синди, Карли и Кейлебом.

Коул завел в Дьюке девушку и решил на эти праздники поехать не домой, а к ней во Флориду. Чарльз целую неделю донимал старшего сына эсэмэсками, в которых шутя обзывал его подкаблучником, пугал тещей и спрашивал, когда свадьба. Коул смешил отца до слез, с неподдельным гневом отрицая свои матримониальные намерения.

Мне было жаль, что я не могу рассказать всего этого Жаклин.

* * *

Как и следовало ожидать, после стычки в общаге моя неприязнь к Кеннеди Муру стала еще острее. Во время лекции в понедельник я измучил себя старанием не обращать на него внимания или хотя бы не таращиться на его затылок, мысленно осыпая градом оскорблений. В конце занятия он обернулся к Жаклин и осклабился так, будто рекламировал зубную пасту. Я побыстрее вышел из аудитории через заднюю дверь, чтобы не спуститься к нему и не попортить эту безупречную улыбку.

В коридоре я прислонился к стене и стал ждать Жаклин. Она появилась вместе с парнем, рядом с которым сидела на занятии. В начале семестра он пару раз был на моих семинарах, и я готов был поспорить, что сейчас они обсуждали меня. Пожелав ей хорошего уик-энда, он направился к другому выходу, а я принялся изучать ее лицо, пытаясь определить, сказал ли он, что я ассистент Хеллера. Она посмотрела на меня смущенно, слегка нахмурив брови. Не получив ответа на свой вопрос, я подстроился под ритм ее шагов, открыл ей дверь, и мы вместе вышли на улицу.

Когда она задела меня локтем, я почувствовал запах, с которым уже сроднился, и вспомнил субботний вечер.

– Увидимся сегодня вечером? – спросил я.

– Завтра у меня тест по астрономии. Сегодня мы с девчонками собираемся у меня, чтобы готовиться.

Казалось бы, вполне правдоподобное объяснение, но пауза, которую Жаклин выдержала перед ответом, подсказала мне, что это скорее предлог, нежели причина.

Кожей чувствуя опасность разоблачения, я разглядывал прохожих в поисках источника своего тревожного чувства, и мне казалось, что он шагал рядом со мной, но этого не могло быть.

– А завтра вечером?

– Завтра у меня репетиция, – ответила она.

Напряжение усилилось. Жаклин заговорила о том, что в воскресенье утром пропустила часы, отведенные ей для занятий в концертном зале, – это я уже слышал, но не как Лукас, а как Лэндон. Бедный мой мозг!

Я словно летел на бетонную стену, о которую уже расшибался. Не обязательно было повторять это, чтобы догадаться, какие будут ощущения. Да, пора остановиться. Я нуждался в шуме прибоя и молчаливом присутствии отца. Мне нужно было проверить, могу ли я справиться с наваждением.

Глядя Жаклин в глаза, я попросил прислать эсэмэску, если ее планы изменятся. Призвав всю силу воли, я сказал: «Пока, Жаклин» – и ушел, даже не прикоснувшись к ней и не поцеловав на прощание.

Я надеялся, что стоит мне врезать Кларку Ричардсу, как сразу полегчает. Действительно отпустило. Это было даже слишком хорошо, если такое возможно. С каждым ударом, который я ему наносил, и даже с каждым ударом, который от него получал, я превращался из жалкого неудачника в бесчувственного громилу.