Вот почему был Шекспир. И Шелли. И все остальные поэты, писатели, драматурги, художники и композиторы, которые когда-либо испытали и победу, и поражение, что проистекают из раскрытия одного сердца другому.

У Пиппы было такое чувство, будто она стукнулась головой о стену. Сколько таких ударов потребовалось бы ей, чтобы узнать, что Грегори не принадлежит ей и никогда не будет принадлежать?

Но вместо того чтобы упиваться жалостью к себе, она решила заняться осуществлением своей цели – и, вероятнее всего, без союзников. Первым делом она скажет мистеру Доусону, что не выполнила свою часть сделки и он волен забрать назад свое предложение. Затем, исходя из предположения, что он так и сделает, утром она покинет имение одна и уже знает как. Она уедет в молочном фургоне, который приезжает перед зарей. Пиппа слышала, как кухарка говорила об этом. С фургоном она доедет куда сможет, а потом продаст свои сережки, а на вырученные деньги купит билет до побережья. Ей придется выбрать какой-нибудь другой порт, не Плимут, о нем не может быть и речи, поскольку он самый крупный из ближайших. Она поедет на восток, в Саутгемптон, и затеряется среди множества путешественников, толпящихся в очередях за билетами на пакетботы, направляющиеся во Францию.

Прибыв во Францию, она займет свое место в качестве компаньонки и станет молиться, чтобы месье Перро взял ее на обучение. Она вернется к своему первоначальному плану и предстанет перед ним в мужском обличье. По-другому слишком опасно.

Пиппа нашла мистера Доусона в гостиной. Стоя возле чайного подноса, он залпом опрокинул в себя чашку чаю.

– Входи, Харроу, – сказал он, увидев ее, потом налил себе еще чашку.

Она быстро прошла мимо лакея, сверлящего ее неодобрительным взглядом. Теперь ей было наплевать, что она нарушает правила этого дома. В любом случае не случится ничего страшного, если она поговорит с мистером Доусоном.

В конце концов оказалось, что он не собирается отпускать ее в Париж одну.

– Я слышал о ребенке, – сказал он вполголоса. – Мы не знаем, это ребенок Уэстдейла или нет, но вам не стоит оставаться здесь в такой отвратительной обстановке. Я должен увезти вас отсюда. Стыд и позор моей кузине за такую подлую выходку. И ее муженек тоже хорош.

Пиппа в общем-то тоже считала, что со стороны лорда и леди Тарстон нехорошо было намеренно создавать эту неловкую ситуацию.

– Вы уверены, что все еще хотите ехать со мной?

– Разумеется. – Его голос был таким успокаивающим, что у Пиппы ком встал в горле. – В сущности, я уже отправил лакея в конюшню, чтобы подготовили карету. – Он нахмурился. – И я не собираюсь спрашивать у кузины разрешения или сообщать ей, куда мы едем. Она сама напросилась.

– Я так благодарна вам за помощь, мистер Доусон. А куда мы поедем вначале?

– Давайте поговорим в карете, – ответил он. – Выпейте чашку чаю, потом быстренько соберите вещи. Мы должны уехать до того, как вернутся остальные.

– Я не буду чай. – Она направилась к двери, затем вернулась и взяла с фарфорового блюда печенье. – Но с вашего позволения возьму вот это.

– Возьми-ка ты их все, – усмехнулся мистер Доусон. – Они нам могут пригодиться.

– Ладно. – Пиппа высыпала все печенье себе в шляпу и опять поспешила к двери. Теперь, когда она начала действовать и у нее появился друг, с которым можно разделить приключения, на сердце стало легче. И разрази все гром, она хочет есть. У них впереди по меньшей мере несколько часов пути.

Первый отрезок путешествия в Париж прошел без приключений. Они с мистером Доусоном отбыли через десять минут после разговора, задолго до того, как большая часть гостей вернулась с экскурсии к руинам.

– Это я спроектировал эту штуку, – признался мистер Доусон под стук колес экипажа, катившего по ухабистой дороге. Они уже давно оставили позади ровную, усыпанную гравием подъездную аллею Тарстон-Мэнор.

– Искусственные руины?

– Да. – Он улыбнулся.

Пиппа была потрясена.

– Я понятия не имела, что вы архитектор.

– Очень мало кто об этом знает. Я архитектор, который никогда не попадает в газеты. Я тружусь в мрачном кабинете и делюсь своим опытом и интуицией с такими важными мужами, как Джон Нэш.

– Вы знаете Джона Нэша?

– Очень хорошо. Лорд и леди Тарстон знакомы с ним через меня.

– Но они своим поведением дают понять, что он – один из их близких друзей, а вы – их деревенский кузен, не представляющий никакой важности, но горячо любимый, разумеется.

– Весьма для них типично. Леди Тарстон всегда обожала находиться в центре внимания. Я ей это позволял. Мне на известность наплевать.

– Стало быть, вы приехали в Тарстон-Мэнор от имени Нэша, чтобы оценить проекты домика для собак? – полюбопытствовала Пиппа. – Леди Тарстон сказала, он собирается помочь им выбрать победителя.

– Да, это так. – Мистер Доусон говорил безо всякого воодушевления. – Я должен был отправить ему свои рекомендации. Он в конечном итоге выберет победителя, но и мне отводилась небольшая роль.

– Я бы не назвала ее небольшой, – возразила Пиппа и потом вспомнила их разговор о руинах сегодня утром. – Почему вы сказали, что не знаете, кто спроектировал руины?

– Не хотел говорить. Как архитектор я никому не известен. Но должен сказать, на меня произвела большое впечатление оценка лорда Уэстдейла.

– Вот как?

– Да. Он был поразительно точен: подумал, что проектировщик не любит прошлое, что истинная правда. Я не люблю его.

– Почему же? – спросила Пиппа.

Он мягко улыбнулся:

– Я был женат тридцать лет, моя жена умерла пять лет назад, как раз перед тем, как меня попросили спроектировать искусственные руины.

– Мне очень жаль.

– Спасибо. Так что я был не в настроении возвышать прошлое. И до сих пор не люблю преподносить его в новом свете. Но кузина настояла, чтобы я спроектировал руины к визиту Принни в Тарстон-Мэнор. Каким бы распространителем и покровителем искусств ни был принц-регент, я не питаю к нему большого уважения. Так что слащаво-сентиментальная куча камней в действительности свидетельство моей нелюбви к нему – и моей нелюбви к прошлому. Теперь, однако…

– Что?

– Теперь я жалею, что не преодолел свое мелочное чувство и не построил настоящий памятник, достойный того, чтобы жить в веках. Лучшие художники забываются в своей работе. Что бы они ни создавали – оно для всех, а не для удовлетворения мелких капризов. Теперь всякий раз, глядя на те руины, я вспоминаю о своей мелочности.

– Вы не мелочный, – возразила Пиппа. – Вы человечный.

– Надеюсь, – усмехнулся мистер Доусон.

– А что делали бы лорд и леди Тарстон, если бы вы не приехали помочь им с проектами собачьего домика?