единственные русские. Маленький самолет. С нами все разговаривали, все общались, надарили кучу сувениров. Вот мы совершенно стеклянные от усталости, почти двое суток в пути, плюс естественный стресс, выходим в Сиэтле, получаем багаж, тут выясняется, что моя сумка порвана. Я опять же вспоминаю великого Хейли, подхожу к соответствующей стойке, объясняю, что так получилось. Мне предлагают или 40 долларов, или новую сумку. Я подумал, зачем мне 40 долларов, деньги есть, а сумка мне пригодится. Мне дали очень хорошую дорожную сумку, с которой я потом много лет летал в командировки. Надо сказать, что и порванную я тоже достаточно аккуратно и хорошо починил, она тоже долго послужила. Приезжаем мы в кампус, естественно, нас не ждут. Но номера забронированы. Одноместные номера на трех человек. Но мы тогда были мало привычные к одноместному размещению. Встречает на стойке такая классическая целлофановая американка со всей политкорректностью, со всеми ужимками. Я говорю: «Мэм, у вас есть номера больше, чем одноместные?» Она отвечает: «Конечно, есть».

«Конечно, есть большие номера». И показывает мне фотографию громадного номера, американские полугектарные кровати. «О'key, мэм. А могут джентльмены поселиться в таком номере?» Она вся задергалась, покраснела и говорит: «Конечно, могут. Но двум из вас придется спать в одной постели». Я сказал: «Нас это нисколько не смущает. Мы с удовольствием берем этот номер». Она еще произвела какие-то телодвижения, отдала нам ключ. Мы ушли, приняли душ, страшно усталые перекусили. Тут же появились представители русской диаспоры, спросили, как у нас дела, какие проблемы, предложили покормить, но мы были настолько усталые, что было не до этого, и исчезли до завтрашнего утра. Назавтра утром они к нам привели барышню родом из Ташкента, которая там, работая в мэрии, познакомилась с американцем, приехала в Сиэтл. Она была сильно беременная, ей было скучно, она приехала нам помогать. И все 10 дней, что мы были в Сиэтле, она нас сопровождала, помогала, развлекала, вводила в курс американской жизни кучей нюансов, без которых достаточно трудно там существовать в свободном полете. В качестве признательности за оказанные услуги попросила у нас старые российские газеты, в которые у нас в багаже были завернуты некоторые вещи. Сейчас это трудно представить себе, но тогда это было действительно так.

После первой недели работы вхождения в курс дела у нас проходит совещание, митинг у шефа радиологического отдела Тома Гриффина, очень интересного человека, великолепного специалиста. Потом какое-то время мы с ним поддерживали переписку. Далее, судя по всему, он, видимо, ушел на пенсию или уехал из Сиэтла. Так вот, на разборе, обсудив наши интересы, результаты, на вопрос «что еще хотелось бы обсудить?», я сказал: «Том, ты знаешь, вообще удивляет такое прекрасное отношение к России, такие симпатии к русским. Когда мы входим в столовую, многие встают и нам аплодируют». Он, похлопав меня по плечу, говорит: «Андрей, мне уже рассказали про вас. Россия здесь абсолютно ни при чем. Вас считают за группу педерастов и в диком восторге от открытости ваших отношений». Вот так довелось побыть руководителем группы гомосексуалистов.

После этого был переезд в Хьюстон. Надо сказать, что мы воспользовались добрым советом одного моего знакомого, более опытного в американских делах, купили стэнд-бай ваучер авиакомпании Delta, ныне практически прекратившей существование. Это своеобразный проездной, когда ты платишь 500 долларов и в течение месяца можешь летать в любой конец США, кроме Аляски и Гавайев, без ограничений при наличии свободных мест в самолете. Мы по мере сил развлекались. Был полет в Лас-Вегас — в город-казино. Город — это одна улица в пустыне Невада, где расположены казино, разрешен игральный бизнес. Но категорически запрещена проституция. Две параллельные улицы относятся уже не к Лас-Вегасу, а к штату Невада. Там категорически запрещен игорный бизнес и разрешена легальная проституция. Соответственно, люди с улицы на улицу перетекают, но закон не нарушают. Это американский город, в котором отсутствует уличная преступность в привычном виде, но доминирует преступность организованная. В свое время, в 30-е годы, Рузвельт даже смог легализовать деньги, заработанные бутлегерством, создал этот заповедник, где можно было, не предъявляя источника происхождения денег, разместить бизнес. Сюда мгновенно пришли казино, публичные дома, рестораны, гостиницы, практически необлагаемые налогом. И криминальный бизнес был в значительной степени легализован и повязан. Ты в этом городе можешь в всколь угодно пьяном виде оказаться на улице, лишь бы у тебя только в кармашке были координаты отеля, где ты живешь. Тебя отвезут, привезут, только играй. Это выгоднее, чем грабить на улице. Очень интересная есть сеть магазинчиков, где можно поменять более дорогую одежду на более дешевую, более дорогие часы на более дешевые, где можно заложить свой авиабилет, где можно взять кредит в банке, правда, под дикие проценты, в случае громадного проигрыша на обратный билет домой и так далее.

Я не буду сейчас вдаваться в детали технологий, которые они привезли. Но года на два они наше продвижение в теме ускорили. Дома, тем не менее, шла стройка. И в те совершенно дикие времена как область, так и «Росатом» нашли возможность выделить крупные суммы как на монтаж нейтронного генератора, так и на обустройство всего Центра нейтронной терапии в его первом варианте. Затем пошла череда интереснейших радиобиологических экспериментов. Вместе с Институтом биофизики, тогда еще с ФИБ-4, где мы установили биологические параметры нашего нейтронного пучка, что было необходимо для начала работы с людьми, подготовлен математический аппарат. За это время произошла смена власти. Пришлось около двух лет потратить на убеждение нового руководства области в лице Петра Ивановича Сумина, Андрея Николаевича Косилова в перспективности и необходимости этого проекта, что тоже удалось сделать, и в них мы нашли очень крупное подспорье и верных союзников в этом проекте. И в октябре 1998 года первый пациент прошел лечение в нашем центре. Дальше последовали годы интереснейшей клинической работы, набора клинического опыта, осмысления результатов, публикации данных. Сейчас мы имеем один из самых крупных, может быть, самый крупный опыт использования нейтронов в области лечения злокачественных опухолей. Все, кто прикоснулся к этому проекту, все, кому удалось работать в нем, я имею в виду и врачей, и физиков, и политиков, испытывают глубокое удовлетворение оттого, что им удалось поучаствовать в наши времена в такой масштабной программе и достичь совершенно ощутимых практических медицинских и научных результатов. Сейчас, я очень надеюсь, и наша команда прикладывает все усилия, чтобы из нейтронного проекта вырастить проект ионно-протонного центра. Будем надеяться, будем работать. Если получится, я завидую тем людям, которые будут работать