этим подразумевают. Она покинула Барселону и вернулась в Жирону, не прикасалась больше ни к героину, ни к кокаину, ни к таблеткам. Тере доводилось работать в разных местах, у нее было много мужчин, но не было детей. Два года назад она устроилась на фабрику в Касса и в том же году стала учиться на медсестру. Работа ее особо не вдохновляла, а учиться нравилось. В общем, Тере была довольна своей новой жизнью.

— Вы не спрашивали ее про Сарко?

— Спросил. Сначала Тере отвечала неохотно, но я достал вторую бутылку вина, и она, разговорившись, принялась рассказывать мне о том, какие отношения связывали ее с Сарко в течение этих двадцати лет.

— Она продолжала видеться с ним?

— Естественно.

— Насколько я помню, Сарко даже не упоминает ее в своих мемуарах.

— То, что он не упоминает о ней, более показательно, чем если бы упоминал. Это означает, что Сарко воспринимал ее присутствие как само собой разумеющееся. Конечно, это сейчас я могу об этом так уверенно говорить, когда мне известно кое-что… Как рассказала мне в тот вечер Тере, в первые годы, когда Сарко попал в тюрьму, она периодически навещала его, а он являлся к ней, получив отпуск, совершив побег или когда просто не к кому было податься. Потом они перестали видеться. В середине 1987 года, после того как Сарко сбежал из тюрьмы в Оканье, воспользовавшись презентацией «Настоящей жизни Сарко», последнего фильма Бермудеса, снятого на основе его биографии, Тере очень рассердилась на него. Хотя именно она нашла для него убежище у одного из своих приятелей, позднее, когда его снова поймали и упрятали за решетку, Тере отказалась навещать его. Однако окончательно развело их то, что Сарко, продолжая сохранять за собой славу самой известной криминальной личности, решил похоронить образ юного разбойника-бунтаря и превратиться в матерого, но раскаивающегося преступника. Для этого он уже не нуждался в Тере, вернее, она выглядела досадной помехой из прошлого, от которого Сарко хотел избавиться. Спустя годы он вновь позвал к себе Тере. Это произошло после его нападения на ювелирный магазин в самом центре Барселоны. Тогда этим поступком Сарко поставил крест на предоставленном ему смягченном режиме с перспективой досрочного освобождения — при том, что подобной привилегии ему удалось добиться впервые в жизни и она позволяла ему проводить весь день на свободе, возвращаясь в тюрьму только на ночь. Из-за этого глупого ограбления Сарко лишился привилегии, был возвращен на общий режим, а потом его снова осудили, и он получил еще много лет в дополнение к имевшемуся немалому сроку, не говоря уже о том, что история уронила его в глазах общественности, поверившей в его исправление. Политики, журналисты, писатели, певцы, спортсмены и другие известные люди, прежде выступавшие за его освобождение, отвернулись от него, как от не имеющего будущего персонажа из темной ушедшей эпохи Испании. Сарко вновь оказался в незавидном положении, без чьей-либо поддержки и никому не нужный. Тогда он снова позвал Тере, которая послала его ко всем чертям, но вскоре сдалась и согласилась помогать ему, а также устроить так, чтобы в помощи участвовала и Мария, на тот момент уже появившаяся в жизни Сарко. Объединив свои усилия, они занимались заботой о Сарко, и в конце концов это привело их ко мне, в мою адвокатскую контору.

Когда Тере закончила свой рассказ о Сарко, мы были слегка пьяны. Повисло неловкое молчание, и я уже хотел заполнить паузу, похвалив верность и терпение Тере, как вдруг она поднялась из-за стола, подошла к музыкальному центру и, присев на корточки, начала перебирать мои немногочисленные диски. «Ты не фанат музыки, Гафитас», — произнесла Тере. «Нечто подобное говорит и моя дочь, — улыбнулся я. — Но это неправда. Я редко слушаю музыку». «А почему?» — спросила Тере. Я хотел сказать, что у меня не было на это времени, но промолчал. Разглядывая обложки дисков, Тере добавила — разочарованно и насмешливо: «Да и из того, что у тебя есть, я никого не знаю». Я встал из-за стола, присел рядом с ней и, взяв диск Чета Бейкера, поставил песню «Я так легко влюбляюсь». Когда заиграла музыка, Тере поднялась и промолвила: «Что-то очень старое, но звучит красиво». Она стала танцевать одна, с бокалом вина в руке и закрыв глаза, словно стараясь поймать скрытый ритм музыки. Затем она поставила бокал на музыкальный центр, приблизилась ко мне и, обвив мою шею руками, прошептала: «Невозможно жить без музыки, Гафитас». Я обнял ее за талию и попытался следовать ее движениям. Чувствовал своими бедрами ее бедра, своей грудью ее грудь. «Я скучала по тебе, Гафитас», — призналась Тере. Подумав о том, что я, как ни странно, вовсе не скучал по ней, я произнес: «Ну и врушка же ты». Тере засмеялась. Мы продолжали танцевать молча, глядя друг другу в глаза, поглощенные звуками трубы Чета Бейкера. Через несколько минут Тере спросила: «Хочешь переспать со мной?» Я помолчал и задал встречный вопрос: «А ты?» Тере поцеловала меня и произнесла «да», в чем, собственно, не было необходимости. «Только у меня есть одно условие». «Какое условие?» — спросил я. «Не хочу никаких сложностей». Заметив, что я не понял смысла ее слов, Тере проговорила: «Никаких сложностей. Никаких обязательств. Никаких требований. Каждый живет сам по себе, и точка». Я не стал ничего уточнять, поскольку это могло спровоцировать ненужные сложности. «Так да или нет, Гафитас?» — произнесла Тере.

Это были последние слова, запомнившиеся мне в ту ночь — вторую ночь в моей жизни, когда я переспал с Тере. Последующие месяцы были незабываемы. Мы с Тере виделись как минимум раз в неделю. Встречались по вечерам или ночью у меня дома. Тере звонила мне утром в контору, мы договаривались на вечер, часов на семь. Я заканчивал работу пораньше, покупал что-нибудь на ужин в одном из магазинчиков старого города, на Санта-Клара или в районе Меркадаль, после чего ждал Тере у себя дома. Ее появление невозможно было предсказать, она часто опаздывала и могла прийти на два, а то и три часа позднее, и не раз мне даже казалось, что она вообще не придет. Едва Тере переступала порог, как мы начинали заниматься любовью, иногда прямо в прихожей, даже не до конца раздевшись — с неистовством людей, сцепившихся в какой-то безумной схватке. Немного утолив любовную жажду, выпивали по бокалу вина, слушали музыку, танцевали, ужинали и снова пили вино, слушали музыку, танцевали, после чего отправлялись в постель и занимались любовью.

Это