Валентина дополнительно рассказывает, одновременно показывая фото в здоровенных гроссбухах, что новенького удалось выяснить о поведенческих реакциях морфов, привычках и нюансах физиологии.

Окружающим это интересно, мне – не очень. Во-первых, связь с лабораторией у нас тесная, и мы всю информацию получаем из первых рук, как и положено боевым группам; во-вторых, между собой команды тоже общаются. Ну и наконец, мы же часть этой информации и поставляем…

– Чемпионат Рэнингураду по инемури, – утвердительно заявляет Ильяс, окинув взором самозабвенно дрыхнущих молокососов нашей ягдкоманды.

Присаживаемся рядом. Сладко спящие в теньке своим видом навевают дремоту. Но как-то нам, как старшим и опытным, не к лицу вроде заваливаться рядом с салабонами. Придется сидеть, бодрствовать. Только по этой причине спрашиваю Ильяса о смысле сказанного. Он сладко зевает и не торопясь поясняет, что так называется Ленинград по-японски, не умеют японцы произносить букву «Л». Именно потому американцы во время войны с япами все время употребляли один и тот же пароль и отзыв: «Лоллипоп и луллаби». Даже зная пароль, японцы физически не смогли бы его произнести. И санитаров амеры звали не так, как могли выговорить япы. В начале-то много санитаров обманом так япы кончили. Тогда санитаров стали звать возгласом: «Таллула!» – Актриса такая была тогда, симпатичная. Инемури – это сугубо японское искусство вздремнуть где угодно и когда угодно: в лифте, на остановке, в метро и даже на совещании.

Тут Ильяс широко ухмыляется и называет японцев самовлюбленными хвастунами. Ну да, пожалуй, стоит согласиться. Еще вопрос, кто кого обставит в инемури. Судя по всему, у Ильяса те же сомнения. Командир как уехал с половиной группы, так и застрял в штабе, молодежь завалилась дрыхать, а он сидит – охраняет. И ему скучно.

Раз уж Ильяс заговорил о японской дизлалии (как называется косноязычие или невозможность для человека произносить те или другие звуки), вспоминаю пример, который на лекции по ЛОР-болезням нам приводил профессор Рязанцев. В Книге Судей Израильских, в главе 12 как раз было тютька-в-тютьку такое же. Резались друг с другом два племени Древней Иудеи: галаадитяне что-то не поделили с ефремлянами. Ефремлянам не свезло – их разгромили. А потом отлавливали уцелевших и резали. И определяли кто есть кто именно фонетикой, требуя произнести слово «шибболет», (что в переводе означает «река»). А бедолаги-ефремляне выговаривали искони века «сибболет», за что им тут же отрезали головы.

– Это Ветхий Завет, что ли? – деловито уточняет Ильяс.

– Наверное. Я так сильно в этом вопросе не секу, – признаюсь я.

– Хороший пример, – оценивает сказанное мной снайпер. И ответно рассказывает про немецких диверсантов Скорцени[45], которые весьма прилично владели американским диалектом, имели отлично выполненные документы, потому их отлавливали опять же по фонетике, по нюансам американского диалекта.

На его беду доводилось мне читать про операцию в Арденнах[46]и про то, как готовили из немцев американских псевдосолдат. Самое сложное, к слову сказать, было приучить вымуштрованных немцев жевать резинку и держать руки в карманах при разговоре с начальством. Многие матерые диверсанты по ночам плакали в подушки и звали мам, так тяжко было переучиваться. А ловили их американские контрразведчики не фонетикой, а незнанием общеизвестного в США жаргона. Спросят подозрительного, например: «Солдат, кто такой Голос?» Немец и плетет всякую чушь, его тут же под микитки. А амер браво высморкается, посмотрит укоризненно и скажет: «Капитан, ты че, одурел? Конечно, Фрэнк Синатра![47]» Потому особо распушить хвост снайперу не удается.

Поработали они без меня не шибко успешно. Правда, нашли наконец то, что осталось от пропавшего маремана. Но, в общем, весьма небогато. Считай, все в коробку из-под обуви и поместилось. Отработали по паре найденных в цехах замшелых зомби да одного недошустера отловили. В общем, фигня.

Так и сидим, дожидаясь возвращения наших.

Фиолетовый так и не появился. Витя старательно пытался вызвать свою вражину на короткую дистанцию, но максимум, чего добился, это дураковатого резвака из леса. Прущего напролом зомби с искорябанной давным-давно харей повалила выстрелом из помповушки Ирина. Фиолетовый же как сквозь землю провалился.

Все так же внимательно поглядывая по сторонам, Витя подошел к той самой бабенке с маникюром, потом глянул на стоящий недалеко БМВ, посмотрел на замок зажигания, в котором торчали ключи, и сделал вывод. Ирке пришлось попотеть, перетаскивая все из заглохшего «чайника» в БМВ. Только в самом конце Виктор передал охранительные функции жене, чтобы переставить живой аккумулятор.

– Всегда хотел дернуть на БМВ! – сказал Витя и, когда мотор мягко заурчал, втопил педаль.

Ирка поблагодарила своего ангела-хранителя, что успела пристегнуться. Все же дорога была не подходящей для низкосидящего тарантаса, и пару раз бумер жестко приложился жестяным брюхом о колдобины, отчего сидящих тряхануло изрядно. Витька из чистого упрямства пытался удержать скорость, а может, и не в упрямстве дело. Ему явно не хотелось повторять сцену «Встреча с Фиолетовым, прошибающим ветровое стекло». Кося глазом на вспыхнувшую на панели приборов красную фитюльку, означающую, что масло перегрето, что картер все же удалось пробить и сейчас вот-вот заклинит двигатель, Витя тем не менее скорость не сбрасывал. Очень скоро зажглись еще всякие разные символы, тревожно запиликало. И бумер сдох аккурат у призового «ровера». Троение, грубая неровная вибрация, металлический лязг. И мгновенный клин, на ходу аж страшно стало – машина в юз пошла. И звук такой, словно кувалдой гвоздануло. Виктору хватило самообладания спокойно сказать напуганной Ирке:

– Движок стуканул.

Дальше, нервничая и переругиваясь, муж с женой перекачивали бензин из бумера в джип, распихивали по джипу свое добро, наконец угнездились, и Витька отъехал на участок дороги, где лес не подступал близко. Широкая заболоченная поляна с трухлявыми дохлыми деревцами позволяла контролировать окружающую местность и безопасно наконец-то перекусить, а самое главное – напиться. От жажды уже глаза на лоб лезли.

Правда, раздеваться и расстегиваться Витька не позволил – лучше попреть в ватном наряде, чем попасть к Фиолетовому на зубы полуодетым. Ирка согласилась. Вода для пересохших глоток показалась самым изысканным напитком. И весьма убогие харчи пошли на ура, проголодались уже с вчерашнего дня.