– А я наёмник в лучшей команде наёмников, ещё вопросы будут?

М-да, и не скажешь ничего... Ладно, любопытство сильнее гордости.

– Так что тебя там смутило?

– Ты не покупала противозачаточных пилюль.

– Пилюль?! Тут ещё продаётся это ископаемое?!

Он моргает.

– Что, прости?

– На Земле уже сто лет никто не пользуется таблетками, это вредно! – объясняю я.

– Хм. Ну ладно, но ты ведь вообще ничего от этого не покупала.

– А какое, собственно, тебе дело? – наконец спрашиваю я. Врач во мне всё-таки иногда пересиливает гордую женщину.

– А такое, – размеренно начинает он, – что раз ты не брала никаких средств, то, значит, не предусматриваешь секса. А женатому человеку нельзя обращаться за этим к профессионалкам. Получается, что ты его посадила под замок. И мне это не нравится. Уж выбрала его в мужья, так выполняй свои функции. Какого рожна ты его за нос водишь? Такой подарок возьму, сякой не возьму... Думаешь, у него без тебя проблем мало?

Мне становится смешно от его излияний, тем более, что они уже совершенно беспочвенные. Но с другой стороны, я даже слегка проникаюсь уважением. Ради дружбы ли, или потому что должность обязывает, но ведь нашёл в себе силы перебороть отвращение и недоверие и подкатить ко мне с таким интимным разговором. Неожиданно для себя чувствую даже какое-то духовное родство с этим неприятным человеком: я бы ведь тоже стала его лечить, наплевав на неприязнь.

– Интересно, – говорю, – а мысль, что я хочу детей, тебе в голову не приходила?

Он смотрит на меня, как на особо неудачливую двоечницу.

– Ну конечно. Вот сейчас ты за пару платьев подвергнешь риску прекрасную фигуру. Голову-то не морочь...

Потрясающие люди. Ладно, придётся его успокоить пока что. Закатываю рукав просторной блузки до самого плеча.

– Вот, видишь, штучечка приклеена? Так на Земле теперь выглядят противозачаточные. Действует полгода, практически безвредное. Эта ещё пару месяцев проработает, потом новую поставлю.

Алтонгирел, сдвинув брови, изучает крошечный чип телесного цвета, потом строго смотрит мне в глаза.

– Ну ладно, – говорит наконец. – Будем считать, что я тебе поверил. Если ты идёшь на слёт, то давай уже одевайся. Скоро выдвигаемся.

– Чудесно, – я вскакиваю, сгребая те несколько флакончиков с духами, которые собираюсь оставить. – Ты, кстати, на досуге поинтересуйся у Азамата, отчего у него с утра хороший аппетит. И разберись с этой коробкой с духами, чтобы его лишний раз не расстраивать.

На этом я благополучно покидаю благоуханное помещение.

Кручусь перед зеркалом, подбираю туфли под платье, пытаюсь придать волосам какую-то форму, отличную от комка спутанного серпантина... Кажется, последний раз я так суетилась перед выпускным. А потом решила, что кому я не нравлюсь о натюрель, тот может идти глухим бескрайним русским лесом. Оказывается, однако, есть ещё цели, ради которых стоит пострадать.

Стук в дверь, это Азамат. Смотрит на меня масляными глазами, что-то бормочет про неотразимость. Вероятно, я выгляжу несколько лучше, чем обычно. Но главное – он в моей рубашке!! Я улыбаюсь до ушей, чем, скорее всего, свожу на нет всякий эффект от прихорашивания.

– Всё подошло? – спрашиваю, рассматривая творение рук своих на модели. Вроде нигде не перекосилось.

– Да, конечно, – кивает он.

Конечно. Ха!

Но вообще ему идёт. И потому, что фигуру подчёркивает, и ещё потому, что получается некое единство внешности и одежды, устраняется анахронизм.

Нарассматривавшись вдоволь, возвращаюсь к попытке усмирить волосы при помощи мокрого гребешка. Азамат некоторое время наблюдает за моими действиями, потом подходит поближе.

– А можно я тебя расчешу?

Ага, понравился груминг, значит.

– А говорил, в чужих космах копаться противно, – подкалываю.

– Лиза, ну что ты, в тебе не может быть ничего противного, – уверенно говорит он, осторожно кладя руки мне на плечи. Да-а, мы учимся устанавливать физический конта-акт, хорошо-о... Даже отклоняюсь чуть назад, чтобы прислониться к нему. Его свадебная платиновая подвеска холодит мне спину сквозь тонкое платье. – Ну можно?

– Не стоит, – говорю и чувствую на ухе его тихий вздох. – Я бы рада, – добавляю быстро. – Но если мои волосы расчесать, они превращаются в пену для ванны.

Он покатывается со смеху, и инцидент исчерпан. Неожиданное веселье, однако, добавляет ему храбрости, чтобы сделать ответственное дело. Он принимается рыться в кармане штанов и извлекает какую-то коробочку. Чувствую, кто-то решил-таки восполнить нехватку бриллиантов.

– Лиза, я понимаю, что тебе это не очень нравится, но я подумал... может быть, эту вещицу ты всё-таки наденешь хоть разок.

– Пожалуй, надену, – говорю, беря у него коробочку. – Я как-то запоздало сообразила, что тебе хочется перед знакомыми похвастаться...

Конец фразы я забываю, потому что в этот момент открываю коробочку. Там цепочка с подвеской – такой самой подвеской, как те, что на нас Алтонгирел надел, только маленькой.

– Ой, – говорю, – здорово... Это типа на замену?

– Ну да, – кивает Азамат. – Раз уж ты так хочешь надеть хом, я подумал, что можно облегчить тебе задачу.

В таком размере наши востроклювые птички выглядят очень изящно, намного симпатичнее безликих толстеньких драгоценностей из ювелирных магазинов. Они, видимо, по-прежнему из платины, а глазки синенькие, небось, тоже не стекляшки. И обо всём-то он подумает!

– Спасибо, – говорю. – Мне это нравится гораздо больше всех тех украшений вместе взятых!

– Правда? – он приподнимает бровь. Его собственный хом лукаво поблёскивает поверх тёмной рубашки.

– Конечно! Такое тоненькое, изящное... прелесть! – я быстренько застёгиваю цепочку под волосами. – А эти штуки, хомы, они все одинаковые?

– Нет, конечно, каждая пара уникальна.

– А где ты тогда эту взял?

– Сделал, – он пожимает плечами, как будто мы говорим о пришивании пуговиц.

– Сделал? – повторяю заворожённо.

– Ну да. У меня тут знакомый держит небольшую мастерскую... ну вот я к нему и зашёл, он меня всегда к станку пустит. Там всего делов-то на полчаса, это же не детали для гравитационных сенсоров, где всё до нанометра вымерять надо.

С ума сойти. Сделал – маленький хом – из платины – для меня. Чтоб мне не тяжело было.

– Азамат, ты просто счастье, – говорю только что не со слезами на глазах. – Ты самый прекрасный человек в мире. Серьёзно!

Тянусь целоваться, хоть он и не умеет... ой, уже умеет! Ну то есть, выходит у него довольно робко и неуклюже, но принцип он явно понял. Ох и забористо...