– Так и бегали?

– Нет. В феврале саперов прислали, все подходы заминировали. Вроде бы от немцев, а на самом деле от перебежчиков. Взводных предупредили, что, если кто пропадет, под суд пойдут за своих подчиненных. Вот и караулили нас ночами бедные лейтенанты. А днем отсыпались.

– Моряки редко бежали, — сказал Фатеев. — Коллективы крепкие, предателя сами могли шлепнуть.

– У нас один чудак нашелся, молился потихоньку каждый день. Не за спасение, а чтобы рану получить.

– Получил?

– А как же. Немецкий снайпер ему под ключицу пулю вложил. Рана тяжелая, но не смертельная. Зато месяца на два в госпиталь попал.

– Во, сволочь хитрая, — удивился Слава.

– Точно сволочь. Он под теплое одеяло, а нам на морозе за него воевать. Ротный жалел, что узнал об этом поздно. Грозился после: «Если услышу, кто рану себе вымаливает, пристрелю на месте».

Паша, как и большинство других бойцов в роте, отморозил ступни и пальцы на руках. Но таких в санбат не брали, некому было бы обороняться. Мазь выдадут, мажь ноги, пальцы, сам лечись. Но Паше повезло. Во время одного из обстрелов заработал несколько осколков. Положили в санбат, а потом в госпиталь. Осколки через день вытащили, а обмороженные ступни два месяца лечили.

Тоскливые разговоры надоедали, вспоминали довоенную жизнь. Она казалась такой безоблачной и веселой. И ведь не ценили.

В один из дней приехал Антон Парфенов, а с ним зенитчица Маша Воробьева, на которую когда-то Славка заглядывался, но ничего у него не получилось. Заметив удивление в глазах, Маша насмешливо поздоровалась:

– Привет тебе от всех, герой.

– Ты к кому приехала-то?

– К тебе. Проведать товарища.

– Мы с тобой товарищами сроду не были, ты возле командиров всегда крутилась. Кстати, командирские палаты на втором этаже.

Но красивая Маша вела себя, как всегда, уверенно.

– Чего ты выделываешься, Славка? К тебе я приехала, а ты всякую ерунду вспоминаешь. Или Катьку ждал?

– Никого я не ждал. А где твой капитан?

– Был, да сплыл. И вообще, я сейчас в санчасти работаю. У меня ведь незаконченный курс медучилища. Грамотная!

Она засмеялась так заразительно, что два десятка раненых, набитые в тесную палату, повысовывались из-под одеял и с интересом следили за происходящим.

– Чего вылупился? — Маша показала язык небритому худому саперу, который разглядывал ее, разинув рот. — Побрился бы лучше. И вообще, воняет тут у вас, пошли на воздух.

– Куревом не угостите? — попросил один из раненых.

Маша развязала вещмешок, выложила две пачки махорки, кулек печенья и большой кусок вареной трески.

– Пользуйтесь, а на большее не рассчитывайте. Водки у нас мало, а закуску получше я для Славика привезла. Ему сил набираться надо.

– Ох и девка! — покачал головой старшина-артиллерист. — Такую пока объездишь, все силы истратишь.

– Ты за Славика не переживай. Он хоть и мелкий, а в корень пошел. Лучший разведчик в бригаде. Читали в газете?

Вчетвером пошли в лесок неподалеку. Когда проходили мимо кладбища, Слава предложил:

– Может, к Але Величко на могилу зайдем.

– Не надо, — отмахнулась Маша. — У нас вся жизнь как могила. На прошлой неделе опять бомбежка была, троих ребят похоронили.

Нашли укромную поляну, разложили на бушлате выпивку, еду. Славка никак не мог прийти в себя. Маша это заметила и придвинула кружку с водкой.

– Выпей и голову всякой всячиной не забивай.

Выпили по одной-другой, закусили тушенкой и салом. Для Славки отдельно Маша привезла баночку красной икры. Но тот отказался есть в одиночку.

– Я что, умирающий? Наливайте еще, а икрой закусим.

– Молодец, Славка, — хлопнула его по спине Маша. — Узнаю орла.

Через час Парфенов и Юркевич деликатно поднялись и сообщили, что хотят прогуляться. Когда оба удалились, Маша пожаловалась, что жарко, и расстегнула верхние пуговицы на гимнастерке:

– Наконец-то дружки твои догадались. Двигайся ближе, чего как неживой?

– Капитана бросила, что ли?

– Вот он тебе сдался, успокоиться не можешь. Женатый, двое детей, чего время зря с ним тратить.

– А со мной не зря?

– Брось, Славка. Ты мне всегда нравился, а получалось как-то по-дурацки. Обними, что ли…

Слава, забыв про все, целовал ее в губы, пытаясь расстегнуть остальные пуговицы на гимнастерке.

– Подожди, я сама.

Сняла юбку, что-то еще. Легла на бушлат.

– Раздевайся, чего медлишь?

Когда Антон и Паша вернулись, парочка сидела обнявшись и о чем-то мирно переговаривалась. Допили водку и двинулись на причал, через полчаса уходил катер.

– Ну что, Славка, не забудешь меня? — спросила Маша.

– Нет. У меня еще такого не было.

– Дней через пяток, может, снова приеду.

– Приезжай обязательно. Буду ждать.

Целовались на причале, никак не могли оторваться друг от друга. Матрос торопил их:

– Заканчивайте любовь. Отчаливаем.

Паша Юркевич на обратном пути сказал:

– Красивая у тебя подружка. Видел, как все в палате облизывались?

– Красивая, — согласился Слава. — Да и я ничего.

На куртке, которую он одолжил у ребят, блестел и переливался орден Отечественной войны. Почетная награда, не просто ее заслужить. В бригаде такой орден всего у двоих-троих имеется.

В конце сентября на смену дождям выпал и быстро растаял снег. Задувал холодный ветер, и даже тихий залив захлестывало волнами. Море стало серым и неприветливым, как настроение у большинства бойцов.

Участились бомбежки. В середине сентября немцы предприняли наступление с целью перерезать железную дорогу, связывающую Мурманск с Кандалакшей и далее с Большой землей. Наступление отбили с большими потерями. На железнодорожной насыпи остались несколько сгоревших эшелонов, ремонтники спешно восстанавливали путь.

В другом месте атаковали части 19-й армии, пытаясь сдвинуть линию фронта, выгнувшуюся наиболее глубоко на восток и нависшую над станцией Лоухи, от которой до побережья Белого моря оставалось менее ста километров.

От бригады Юшина выделили второй батальон капитан-лейтенанта Ефимова. В жестоких трехдневных боях из 470 бойцов осталось немногим более пятидесяти. Сдвинуть немцев не удалось. В окрестностях, среди многочисленных озер, погибли более двух тысяч бойцов сухопутных войск и морской пехоты. В санбаты и госпитали на подводах и грузовиках везли раненых. Фатеев и Юркевич выписались досрочно и кое-как по раскисшим дорогам добрались до своей бригады.