Во-первых, как сказал Оскар Уайльд, «всякое искусство совершенно бесполезно». Биолог в этом афоризме видит подтекст, состоящий в том, что искусство лишено утилитарности в том узком смысле, в котором это применимо в области поведения животных и эволюционной биологии. Иными словами, человеческое искусство не помогает выживать или передавать потомству свои гены, а именно эти две функции легко можно выявить почти во всех формах поведения животных. Конечно же, большая часть человеческого искусства утилитарна в более широком смысле, то есть в том, что создатель произведения с его помощью передает другим людям некое сообщение, но передача мыслей следующим поколениям — это не совсем то же самое, что передача генов. Пение же птиц, напротив, выполняет очевидные функции: ухаживание за партнершей, защита территории, — и вследствие этого обеспечивает передачу генов.

Что касается второго утверждения, о том, что мотивацией человеческого искусства является эстетическое удовольствие, то словарь Уэбстера определяет искусство как «создание произведений, обладающих формой или красотой». Мы не можем спросить у пересмешников и соловьев, получают ли они удовольствие от формы или красоты своих песен, но можем в этом усомниться, поскольку поют они в основном в течение брачного сезона. Следовательно, они, скорее всего, поют не ради эстетического наслаждения. Что касается третьей из заявленных особенностей человеческого искусства, то у каждой группы людей имеется особый, характерный только для нее стиль в искусстве, и умение создавать произведения именно такого стиля и наслаждаться ими приобретается научением, а не наследуется. К примеру, мы легко отличаем популярные песни, которые поют в наши дни в Токио и в Париже. Но эти стилистические различия не наследуются генетически, в отличие, например, от разреза глаз, разного у японцев и парижан. Парижане и японцы имеют возможность путешествовать друг к другу и разучивать песни другого народа. Многие же виды птиц (так называемые неворобьинообразные), напротив, наследуют знания о том, как исполнять песню, свойственную именно их виду, и как на нее реагировать. Любая из этих птиц исполнила бы свою песню правильно, даже если никогда бы ее не слышала, и даже если бы слышала вокруг только щебет других птах. Это примерно то же, как если бы ребенок-француз, в младенчестве усыновленный японскими родителями, увезенный в Токио и получивший там же образование, спонтанно начал бы петь «Марсельезу».

В этот момент мы можем решить, что на много световых лет обогнали искусство слонов. С эволюционной точки зрения слоны даже не являются нашими близкими родственниками. Для нашего рассмотрения намного большее значение имеют произведения искусства, созданные двумя содержавшимися в неволе шимпанзе, которых звали Конго и Бетси, гориллой Софи, орангутангом Александром и обезьяной по кличке Пабло. Эти приматы освоили разные техники: живопись кистью или пальцами, рисунок карандашом, мелом или мелками. Однажды Конго за день создал тридцать три картины, причем явно для собственного удовольствия, поскольку другим шимпанзе он свои рисунки не показывал, и устроил истерику, когда у него отобрали карандаш. Важнейшим подтверждением успеха для художника-человека является персональная выставка, но в 1957 году в Лондонском институте современного искусства состоялась выставка работ двух шимпанзе — Конго и Бетси. На следующий год в Королевском фестивальном зале в Лондоне Конго удостоили персональной выставки. Более того, почти все созданные шимпанзе произведения с этих выставок были проданы (людям); многие художники-люди не могут похвастаться таким достижением. А еще надо отметить, что когда некоторые картины, созданные приматами, участвовали в выставках наравне с человеческими произведениями, то искусствоведы, не подозревавшие о том, кто авторы работ, восторженно описывали динамичность, ритм и чувство равновесия этих произведений.

Точно так же не заподозрили ничего необычного детские психологи, которым дали полотна, созданные шимпанзе из Балтиморского зоопарка, и попросили провести диагностику проблем юного художника. В авторе полотна, созданного трехлетним самцом обезьяны, психологи увидели агрессивного мальчика лет семи-восьми, имеющего параноидальные тенденции. Две картины одной и той же годовалой самки шимпанзе определили как произведения разных десятилетних девочек, одна из которых агрессивна и имеет шизоидные проявления, а у другой присутствовали параноидальные черты и сильная идентификация с отцом. Психологи в каждом случае верно определили пол художника, но ошиблись в отношении биологического вида, к которому он принадлежит.

Эти полотна, созданные нашими ближайшими родственниками, действительно начинают размывать границу между человеческим искусством и деятельностью животных. Живопись приматов, подобно человеческой, не несет узкой утилитарной функции, связанной с передачей генов, и создается исключительно ради удовольствия. Можно возразить, что художники-приматы, как и слониха Сири, создавали свои картины лишь для собственного удовольствия, тогда как большинство художников-людей стремится передать некое послание другим людям. Приматы даже не сохраняли своих картин для собственного удовольствия, а просто их выбрасывали. Но все же это возражение не убеждает меня, поскольку наиболее простые формы человеческого искусства (каракули, которые мы чертим, погрузившись в размышления) регулярно оказываются выброшенными, а одним из лучших произведений искусства, которые у меня есть, является деревянная статуэтка, вырезанная сельским жителем Новой Гвинеи, который выбросил эту фигурку под свой дом. Даже некоторые произведения человеческого искусства, позднее ставшие знаменитыми, создавались авторами для собственного удовольствия: композитор Чарльз Ивз обнародовал лишь малую часть написанной им музыки, а Франц Кафка не только не опубликовал три своих великих романа, но и запретил своему душеприказчику это делать. (К счастью, душеприказчик нарушил это требование, тем самым заставив романы Кафки после смерти автора выполнять и коммуникативную функцию.)

Тем не менее есть и более серьезное возражение против параллелей между искусством приматов и людей. Живопись приматов является лишь неестественным занятием животных, оказавшихся в неволе. Кто-то будет утверждать, что, поскольку это поведение не свойственно животным в природе, оно не может доказывать животные истоки искусства. Давайте же обратимся к поведению, естественность которого никто не станет отрицать, и это поможет нам во многом разобраться: мы рассмотрим возведение шалашниками своих домиков, наиболее искусно построенных и украшенных сооружений из всего, что создают какие-либо виды животных за исключением человека.

Если бы до того не слышал о шалашниках, я принял бы первую их постройку, которую мне случилось увидеть, за произведение рук человека, — именно так решили исследователи, прибывшие в Новую Гвинею в XIX веке. В то утро я вышел в путь из новогвинейской деревни, где вокруг круглых хижин росли аккуратные ряды цветов, жители носили нарядные бусы, а дети ходили с маленькими луками и стрелами, похожими на большие луки их отцов. Неожиданно я увидел в джунглях красивую круглую плетеную хижину диаметром 8 футов и высотой 4 фута, а вход в нее был достаточно большим, так что ребенок мог бы войти и сесть внутри. Перед хижиной была лужайка, поросшая зеленым мхом, на которой отсутствовал мусор, зато лежали природные объекты разных цветов, явно помещенные намеренно, в качестве украшения. В основном это были цветы, плоды и листья, а также крылья бабочек и грибы. Предметы были сгруппированы по цвету, например, красные плоды лежали возле красных листьев. Самыми крупными украшениями были большие кучи грибов: черные напротив входа в хижину и рыжие — на расстоянии нескольких ярдов от входа. Все синие предметы были собраны внутри шалашика, красные — снаружи, а желтые, фиолетовые, черные и несколько зеленых — в других местах.