Она стиснула кулаки поверх одеяла, но потом усилием воли расслабила пальцы и разгладила покрывало. Тревельон до сих пор не вернулся, зато появилась Агнес с Тоби. Она казалась веселой и сообщила, что дядя Джеймс очень мило побеседовал с лордом Фэйром.

Феба решила, что мистер Тревельон не наказал внучку за побег лишь потому, что обрадовался ее благополучному возвращению, но как бы там ни было, они спокойно пообедали и рано отправились спать, измученные треволнениями тяжелого дня.

Однако спать Феба не могла, несмотря на то что мистер Тревельон сказал, что для тревоги нет причин, и это соответствовало рассказу Агнес. Будь Джеймс арестован или… или случись еще что-нибудь не менее ужасное, весть об этом давно разнеслась бы по округе.

Но Фебе все равно мерещилось самое страшное. Вдруг лорд Фэйр и Джеймс опять сцепились? Или лорд Фэйр просто дожидался, пока Агнес уедет, чтобы его арестовать? Что, если Тревельон в эту самую минуту томится в промозглом подземелье или сражается не на жизнь, а на смерть с…

Дверь ее спальни распахнулась. Значит, ей не показалось: кто-то действительно шел по коридору.

— Феба, — шепотом позвал Джеймс, и ее охватила радость.

— Где вы были? — воскликнула она, садясь. — Что произошло? Как…

— Тише, — прошипел он, подходя ближе. — Вы перебудите весь дом, и вряд ли вам понравится, когда меня обнаружат в вашей спальне.

Она хотела было возразить, что сейчас это волнует ее меньше всего, но он оказался с ней рядом и она почувствовала, как его губы коснулись ее губ, горячие и требовательные.

Феба протянула к нему руки, обвила шею. Лицо Джеймса, только что вошедшего с холода в дом, было прохладным.

— Что произошло? — спросила она шепотом. — Я с ума сходила от тревоги!

— И напрасно. — Феба услышала шорох, словно он снимал сюртук. — Джеффри Фэйр уезжает в Вест-Индию. Надеюсь, больше мы о нем не услышим.

— Ну слава богу! — Послышался стук сброшенного на пол сапога, и она подняла брови.

— Зато старый лорд Фэйр хочет официально признать Агнес своей внучкой.

— Что?

— Наша малышка Агнес забыла нам рассказать, как пару лет назад познакомилась с бароном на пустоши и с тех пор тайком видится с ним раз-два в месяц.

— О господи! А мистер Тревельон знает об этом?

— Думаю, что нет. — Феба почувствовала, как прогнулся матрас: это Джеймс сел на край постели, — и подвинулась, уступая ему место. — Но утром я предоставлю Агнес возможность самой все рассказать отцу.

Феба поморщилась, подумав о том, как будет уязвлена гордость мистера Тревельона.

— Не думаю, что он обрадуется.

— Сначала, может, он и рассердится, — согласился Джеймс, — но она уже достаточно взрослая, чтобы объяснить свои поступки. К тому же вряд ли отец будет гневаться не нее долго.

— Вы думаете, что мистер Тревельон позволит ей видеться с лордом Фэйром?

— Не знаю. Барон ему никогда особенно не нравился.

Феба задумалась.

— Как по-вашему — лорд Фэйр может желать ей зла?

— Нет, ни в коем случае. Похоже, он просто хочет с ней подружиться, узнать получше. Джеймс со вздохом откинул одеяло и лег рядом. В постели сразу же стало тесно.

Феба нашла его руку, чтобы обнял. Он так и не снял рубашку.

— Наверное, до сегодняшнего дня он просто не знал, как подступиться к вашему отцу.

— Может быть, но я думаю — просто до Фэйра дошло, что он может лишиться Агнес, если я прекращу их встречи. А он этого не хочет. — В его голосе звучали металлические нотки. — Все это моя вина: нужно было лучше смотреть за Долли.

— Кто мог подумать! — возразила Феба. — К тому же вы были так молоды!

— Двадцать два — не так уж и мало! Больше, чем вам.

Феба крепко сжала его руку, чтобы хоть немного утешить.

— Мне стало скучно, — тихим и печальным голосом продолжил Джеймс. — Долли пошла в лавку купить конфет. Я оставил ее всего на пару минут, чтобы взглянуть на новую книгу по коневодству, которую торговец получил по случаю, а когда вернулся, сестры уже не было. Я нашел ее часа через два — на кладбище позади церкви.

Феба успокаивающе гладила его руку, пытаясь найти правильные слова, чтобы смягчить застарелую боль.

— И тогда вы бежали от закона, чтобы встать на службу короне. Вы понимали, что рискуете?

Она почувствовала движение — Джеймс пожал плечами.

— А у меня что, был выбор после того, как я избил Джеффри? Мне пришлось бежать в ту же ночь. А в лошадях я разбираюсь, как мало в чем еще. Драгуны — это кавалерийский полк, самое подходящее для меня место.

— Наверное, вам было очень одиноко: тосковали по дому. Подумать только: изгнанник, лишенный отчего дома!

— Я писал длинные письма, хотя отец отвечал редко и скупо, — тихо продолжал Джеймс. — Долли не умеет ни читать, ни писать, поэтому от нее весточек не было. Письма из дому я стал получать, когда Агнес обучилась грамоте.

Феба села, не отпуская его руки.

— И что говорилось в этих письмах?

— Обо всем понемногу. Агнес писала почти каждую неделю. — Голос Джеймса потеплел. — Сначала в ее письмах было полно ошибок, зато она рассказывала мне и про лошадей, и про Долли, и про отца. Смешно, но в этих письмах она изображала его добрым и любящим! В жизни я его таким не помнил.

— Дедушки-бабушки, как правило, обожают внуков, — улыбнулась Феба, погладила его руку, положила ладонь на широкое плечо, а потом ее пальцы пробрались к вороту его рубашки и начали ее расстегивать. — Вы же знаете: она вас стесняется, — вот и не писала об этом.

— Вот этого я и не могу понять, — возразил Джеймс. — В своих письмах она рассказывала мне обо всем, даже небольшую вышивку прислала. Я пользовался ею, как закладкой для книг.

— Я бы возразила на это, что в жизни вы действительно способны внушить робость, не то что в письмах. Вам следует проводить с ней больше времени.

Она помогла ему снять рубашку.

— И о чем мне с ней говорить?

Она бы закатила глаза, если бы точно знала, что он это увидит.

— Поговорите с ней о лошадях, о Тоби, о дедушке. Расскажите, какой была Долли в детстве, и о том, какой вы помните свою маму. Право же, это ничуть не хуже, чем письма, а Агнес говорила, что письма у вас были замечательные.

— Разумеется, — проговорил он обиженным голосом.

— Вот и хорошо.

— Просто отлично. Наверное, вы смеетесь надо мной, миледи.

— Разве что чуть-чуть. — Феба нагнулась, коснулась