Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец раздался звук открываемой двери.
– Кира, ты? – подскочил с дивана Григорьев.
– Я, – отвечала Кира из-за двери, – вернее, мы.
– Кто – мы? У нас гости?! – перешел на парадный тон Олег Борисович.
– Мы – это я и собака по имени Барбос. Вернее, имен у него несколько. Кто-то звал Бароном, я назвала его Барбосом, а как ты назовешь, решай сам.
– Это что? – спросил Григорьев, увидев, как в прихожую степенно входит огромный пушистый пес.
– Это он и есть. Твой подарок. Вернее, мой подарок тебе к Новому году.
– Да ладно! – не поверил Олег Борисович. – Ты никогда не хотела собаку.
– Зато ты хотел. Поэтому у тебя будет собака. Григорьев, она не породистая, жила в приюте, полдня я пыталась ее отмыть от следов соседства с десятком таких же. Мы привыкли уже к другу другу. Что думаешь?
Заболоцкой вдруг страшно стало – ей показалось, что Григорьеву подарок не понравился.
Олег Борисович молчал. Потом подошел к псу, присел перед ним на корточки и сказал:
– Ну, привет, тютя.
Пес наклонил голову и… подал Григорьеву лапу. Кира всхлипнула от чувств.
Оставшиеся дни до Нового года Кира почти не видела Григорьева. Тот носился по собачьим магазинам в поисках особых ошейников, поводков, удобных мисок и разных иных аксессуаров, необходимых, по его мнению, для комфортной собачьей жизни.
– Зачем ты это все покупаешь? У него уже три лоханки, куча ошейников.
– Ничего, – отвечал Григорьев, – собака натерпелась за свою жизнь. Пусть поживет в ласке и довольстве. – Пес без подобострастия, но благосклонно взирал за этой суетой. Ел он без жадности, с пола ничего не подбирал, даже если упал лакомый кусочек курицы или мяса. Барбос вел себя так, словно был не дворнягой, а самых настоящих породистых кровей. Еще одним удивительным качеством была его неразговорчивость. Пес не лаял.
– Слушай, ну а если грабители там какие? Он что, совсем не отреагирует? – спросила Заболоцкая.
Григорьев не ответил, но в этот же день на прогулке Барбос яростно зарычал на дядьку, который решил вдруг близко подойти к ним. Рычал пес яростно, но не разжимая пасти. «Ого!» – подумала Кира и вопросов о надежности этой собаки больше не возникало.
Одной из покупок, которая вызвала споры между Кирой и Олегом Борисовичем, был мягкий матрасик для сна. Кира долго его выбирала, наконец купила. Матрасик был розовенький, пушистый, облако, а не матрасик для собаки.
– Боже, – только и сказала Григорьев, увидев его, – ты думаешь, это подходящая вещь для такой серьезной собаки?
– Главное, удобно и мягко, – сказала Кира и постелила матрасик в спальне со своей стороны кровати. Наступил вечер. Кира и Григорьев улеглись в постель. Барбос долго ходил по комнате.
– Ну, зайчик, ложись спать, – уговаривала его Кира, указывая на розовый коврик. Григорьев сурово молчал. Барбос сделал еще пару кругов и решительно улегся на пол рядом с Олегом Борисовичем.
– Ну, собака умная, – еле сдерживая ликование, заметил тот.
Этот Новый год они отмечали дома. Не поехали в ресторан, отказались от гостей и трехдневного путешествия за город. Кира полвечера стояла у плиты. Готовила плов, пекла пироги, жарила гуся. Словно к ним должны были прийти гости. Григорьев хлопотал с бутылками, но при этом приговаривал:
– Ну, Барбос, пить много не будем. Нам с тобой гулять надо выйти. А там идиоты фейерверки будут запускать. Только ты не бойся.
Барбос один раз зашел на кухню, получил щедрую порцию праздничных деликатесов, а потом он дождался, пока хозяин прекратит суетиться, подошел к его креслу, улегся, положив морду ему на тапочку.
– Ну, спи, спи, – растроганно проговорил Олег Борисович.
Эта новогодняя ночь удалась. Кира блаженствовала в тишине дома, ей нравился стол, который она сама накрыла, ей была приятна возня Григорьева и его сюсюканье с собакой. «А может, и впрямь замуж пора?! Очаг, детей, собак, кусты малины и варенье?» – думала она. Мысли были ленивыми и приятными.
Григорьев ей подарил маленькую шубку.
– Чтобы тебе в машине удобно было, – пояснил он.
Кира расчувствовалась – шубка была именно такая, о какой она мечтала, – сказочная меховая игрушка.
Часа в три ночи они вышли на улицу. Самые стойкие еще запускали шутихи, но в основном уже народ спал. Во дворах смолк шум, небо было темно-синим, студеным и при этом очень родным. Они шли по голому тротуару и ловили редкие снежинки – наконец наступала зима. Пес шел рядом, вышагивая ровно и не отставая, не обгоняя. Было видно, что роль хозяйской собаки ему по нраву.
– Я – счастливая такая, – неожиданно призналась Кира.
– И я, – кивнул Григорьев. – И даже знаю, почему нам так хорошо.
– Новый год? – спросила Кира.
– Нет. Он, – Олег Борисович указал на Барбоса, – живая душа у нас появилась. Нам теперь умирать нельзя, болеть нельзя, уезжать нельзя. Мы теперь при нем. При Барбосе. Ты отличный подарок мне сделала.
– Похоже, нам обоим. – Кира улыбнулась и крепко поцеловала Григорьева.
И наступила в их жизни гармония. Удивительно, но Григорьев больше не заговаривал о свадьбе. Теперь он делил время между бизнесом, то есть магазинами и Барбосом. И, надо сказать, к последнему он относился гораздо серьезнее. На кухне появились собачьи витамины, палочки для жевания, однажды Кира в холодильнике обнаружила потемневшую вонючую говяжью кость.
– Что это? – спросила она.
– Не трогай, это не тебе, – строго ответил ей Григорьев.
Теперь в субботу была «шерстяная пятиминутка» – Олег Борисович вычесывал густую бело-рыжую шерсть Барбоса. Тот подставлял бока, пытался заигрывать с хозяином.
– У этой собаки была ужасная жизнь.
– Почему ты так думаешь? – спросила его Кира.
– Он не умеет играть с игрушками, не умеет лизать руку, из всех лакомств он признает только черный хлеб и молоко. Его так и кормили – хлебом и молоком. Если вообще кормили.
Григорьев погладил пса. Тот уткнулся ему в ладонь. Заболоцкая вздохнула: «Вот мы и семья!» Ей стало от этой мысли тепло – в какой-то момент они перестали быть единицами, они стали одним целым.
Появление Барбоса сыграло еще одну немаловажную роль в их жизни. Кира получила возможность заниматься своими делами, не отвлекаясь на расспросы Григорьева и на неизбежные объяснения своих действий. Конечно, она могла ничего не говорить вообще, но это было бы вызовом и недоброжелательным жестом. Заботы о собаке отвлекали Григорьева-воспитателя от Киры. Поэтому сразу после Нового года Заболоцкая занялась вопросом, который занимал ее больше всего, а именно