Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Есть будем прямо тут, – объявила Добронега и достала из угла рядом с собой холщовую сумку, в которой оказалось вяленое мясо и все еще мягкий хлеб. Мы наскоро поели и двинулись в путь.
Повозку болтало все сильнее, и через некоторое время мы ожидаемо застряли. Снаружи раздался какой-то шум и голоса. В первый момент я испугалась, что на нас напали, но оказалось, что это спешившиеся воины пытаются вытянуть повозку. Слышался свист кнута, крики, напевная команда, в такт которой нас раскачивали. От равномерного покачивания меня начало мутить, и я успела пожалеть, что пообедала, однако все закончилось на удивление быстро. Повозка резко дернулась вперед, вильнула и, к счастью, продолжила движение, увлекаемая вперед уставшими лошадьми. Злата вцепилась в мою руку и поблагодарила богов. Впрочем, спустя какое-то время стало очевидно, что продолжать движение бессмысленно.
– Верхами бы они не останавливались, – грустно сказала Злата. – Все из-за меня.
– Вот еще «из-за тебя», – не согласилась я, чтобы как-то ее подбодрить. – Я бы тоже верхом не поехала.
Злата благодарно улыбнулась и сильнее сжала мою ладонь. Руки у нее все никак не согревались.
– Замерзла? – спросила я.
– Сейчас бы костер… – тоскливо проговорила она, мечтая о несбыточном – какой уж костер в такую погоду.
Минут десять спустя мы со Златой и Добронегой жались друг к другу под раскидистыми ветвями огромной ели и наблюдали за двумя воинами, одним из которых был Альгидрас, а вторым – давешний костровой. То ли они были оптимистичнее всех, то ли знали какой-то секрет, однако эти два энтузиаста пытались разложить костер, как бы странно это ни выглядело в такую погоду. Дождь был настолько сильным, что даже бурелом, который им удалось найти в лесу, оказался пропитанным влагой. Но Альгидраса и воина из дружины Миролюба, которого, как выяснилось, звали Вадим, это совсем не смутило. Они выбрали место, едва укрытое свисавшей еловой лапой, подальше от могучих стволов, и теперь старательно складывали пирамиду из мокрых дров и веток, подпихивали снизу нарубленный сухостой и упорно не обращали внимания на сыпавшиеся со всех сторон шутки. А шутников в отряде Миролюба было много – не на одном Гориславе все держалось. Когда пирамида была готова, Альгидрас уверенно достал огниво, и даже Злата, казалось бы, уставшая до полного отупения, не смогла сдержать улыбки.
Мне не было видно рук Альгидраса, склонившегося к сложенному костру. Вадим, сбросивший бесполезный уже капюшон, смотрел на него с таким азартом, что напоминал футбольного болельщика. Смех воинов разом стих, когда от костра вдруг пошел густой белый дым, а влага из сырого дерева начала с шипением выпариваться.
– Ай да хванец, – пробормотал кто-то из воинов княжича.
– Как ты это сделал? – в голосе Горислава слышалась растерянность.
Альгидрас в ответ только пожал плечами и, переместившись, поджег ветки с другой стороны. Он повторил эту процедуру несколько раз, и спустя пару минут костер, вопреки всем законам физики, начал разгораться. Мокрое дерево не давалось, шипело, и самого огня пока не было видно, но густой белый дым, как ничто другое, доказывал, что дело пошло на лад. Вадим уже давно отошел прочь и теперь смотрел на Альгидраса с тем же потрясением, с которым смотрели все остальные.
«Стихия огня… – думала я. – Значит, на предыдущей стоянке мне не показалось».
Альгидрас спрятал огниво, отряхнул руки и повернулся к нашей озябшей группе.
– Покажи, – требовательно протянул руку Горислав.
Хванец вопросительно вскинул брови.
– Огниво покажи.
Альгидрас молча достал огниво и передал Гориславу. Тот крутил его и так и сяк, явно не понимая, что происходит, потому что, вероятно, огниво ничем не отличалось от всех прочих.
– Как ты это сделал? – спросила Злата после того, как Альгидрас, не дойдя до нас нескольких шагов, сбросил капюшон и по-собачьи отряхнул волосы.
Когда ответа не последовало, Злата настойчиво повторила:
– Как ты разжег костер из мокрых дров?
– Видно, не врут люди, когда говорят, что хваны чудесники, – сверкнул улыбкой Альгидрас.
Вряд ли всех удовлетворил такой ответ, однако он был из тех, с которыми не поспоришь. Ни один из воинов не знал о хванах ничего, кроме старых легенд, потому, нравилось всем это или нет, приходилось просто принимать случившееся как данность.
Для меня же, хоть я и знала чуть больше остальных, костер, разгоревшийся из сырых веток, был еще большим чудом, чем для них всех. Одно дело – прочитать в книге и услышать на словах и совсем другое – увидеть вот так, воочию, как человек может управлять стихией.
«Но почему огонь, если стихия хванов – Воздух?» – напряженно думала я, злясь от того, что у меня нет возможности остаться наедине с Альгидрасом и расспросить его о случившемся.
Хванец стоял рядом с Добронегой и внимательно разглядывал дело своих рук. Это было невероятно, но белый дым почти перестал идти. Над дровами плясали яркие языки пламени. Кто-то из воинов, преодолев наконец робость, подошел к костру и присел на корточки. Раскидистая еловая ветвь укрывала огонь от дождя, и я вдруг заметила еще одну странность: пламя было высоким и ярким, но не доставало до иголок. Альгидрас все так же смотрел на костер, и было ясно, что именно от него сейчас зависят и высота огня, и его жар. Почувствовав мой взгляд, он медленно повернулся, и я вздрогнула, как в ту ночь, когда увидела его в лунном свете во дворе дома Добронеги. Он снова был будто нездешним.
Вскоре на стоянке началась суета: мужчины принялись готовить еду, кто-то притащил груду палок, и спустя несколько минут у костра выросла импровизированная сушилка, которую воины тут же увешали промокшими насквозь плащами.
Этой ночью мы все спали под деревом у костра. Из нашей повозки стащили подушки и какие-то тюки, так что я, Злата и Добронега разместились вполне уютно. Холод от земли скрадывался подушками, сверху мы были укрыты почти сухими плащами. Признаться, я опасалась, что все будет гораздо хуже. Впрочем, хуже было, только не нам. Мужчины комфортным размещением похвастаться не могли: им пришлось лечь прямо на землю, подложив под головы седла и закутавшись в едва просохшие плащи. Лошадей завели в лес, под укрытие деревьев, и они то и дело нервно всхрапывали, явно не радуясь пребыванию в непосредственной близости к диким зверям. Уже засыпая, я думала о том, что от земли все же должны чувствоваться сырость и холод, но их почему-то не было, и за это я тоже назначила ответственным Альгидраса.
Проснулись мы очень рано – солнце еще не встало. К счастью, дождь ночью прекратился. Поторапливаемые непривычно хмурой Добронегой, мы со Златой с трудом встали, и мать Радима тут же отправила нас к повозке. Когда я попробовала выяснить, что случилось, она лишь отмахнулась. Ни о каком завтраке речи не шло, и это было непривычно. Воины вновь надели кольчуги, снятые с вечера. Я попыталась перехватить за локоть проходившего мимо Горислава. Тот обернулся ко мне, и я удивилась отсутствию привычной улыбки на его лице. Горислав был хмур и выглядел уставшим. На его щеках пробивалась щетина.
– Быстрей в повозку, краса, – были его первые слова, – ехать надобно.
– Что случилось?
– Поторопись, – только и ответил он, выводя сразу двух коней на дорогу.
Я смотрела на то, как он передает вторые поводья одному из людей Миролюба, запрыгивает в седло и при этом все время оглядывает местность, словно ожидая нападения. Решив не ждать повторного приказа, я забралась в повозку и устроилась рядом с притихшей Златой. Воины, разом взявшись, вытолкали повозку на разбитую, грязную дорогу и какое-то время, пока кони не вошли в ритм, подталкивали ее сзади, покрикивая на лошадей.
– Только бы доехать, – пробормотала рядом со мной Злата.
Я не стала ничего говорить. В душу начал закрадываться страх.
Весь день мы ехали без остановок, перекусывая на ходу. Днем распогодилось. Солнце потихоньку подсушивало дорогу, и воинам уже не приходилось то и дело спешиваться, чтобы вытолкнуть повозку из грязи.
Альгидрас несколько раз заглядывал к нам, справлялся у Златы о ее самочувствии, подбадривающе улыбался Добронеге. В мою сторону он ни разу не посмотрел.
В одно из его появлений Злата спросила, все ли в порядке. Альгидрас ответил, что бояться больше нечего, мол, дозору показалось, что в лесу были разбойники, но мы уже далеко от того места. Альгидрас говорил так уверенно и улыбался