Вот вояка тащит его по дороге, ворчит, ругается и учит жизни. Да, было такое. Они заходят в лес и появляются здесь, на пляже. Выбирают место, сержант приказывает подготовить костер. Пашка затем хитрым образом поджигает его зажигалкой вместо идиотского способа трением, пока Сармат уходит за шестом для копья. Да-да, копья! Ведь потом была охота…

С этого момента воспоминания становились довольно обрывочными. Как это все происходило? Первая встреча с вошью, которую он только робко ткнул копьем, а затем… А затем… только отдельные кадры. Но это в любом случае не было охотой. Это была бойня! Ему казалось, будто все твари, бывшие тогда на пляже, разом кинулись на него. С дикими криками он крошил их панцири, вспарывал животы и разбрасывал вокруг их поганые внутренности, отрывал ноги и выкалывал глаза. Он пил их кровь. Он зубами отгрызал им клешни, с корнем вырывал хвосты. Он торжествовал и был абсолютно счастлив.

Этих монстров приползло туда много, и не только безобидные мокрицы и забавные вошки – в основном он сражался с воинственными трилобитами, а это оказалось делом непростым – один из них и порезал ему руку своей клешней. Несомненно, все могло закончиться гораздо хуже, но Пашка был тогда просто Богом Войны, машиной убийства, беспощадным берсерком! А вот сержант не принимал в этом никакого участия. Он только носился где-то позади и давал указания, которые Пашка все равно не слушал. Потому что это был его бой. Личный. И нечего поэтому вмешиваться!..

Сидя на косогоре, Пашка качал головой. Да уж! Вот что такое – таблетки Гельмута! Реальная наркота. Память только хуже от нее становится. И где же обещанный лечебный эффект?! Экспериментаторы, блин!..

Ведь все это происходило на самом деле. Это не было сном! Но как же Сармат? Кто управлял Пашкой? Кто увещевал его по дороге сюда, кто заставил разжечь костер и надоумил изготовить копье? Призрак? Выдуманный в наркотическом угаре персонаж? Или его подсознание, отягощенное многочисленными психологическими комплексами? Был ли с ним реальный сержант?

Как закончился бой и сколько он вообще длился, Пашка припомнить не мог. Может, оставшиеся твари сами разбежались, а может, он их тут всех и уделал, хотя последнее звучало слишком уж фантастично. Потом Пашка искупался в реке, тщательно смыв с себя кровь и нечистоты монстров, а сержант смазал ему рану каким-то зеленоватым кремом – этот факт он точно помнил. Осмотрев же рану сейчас, Пашка констатировал, что понять, специальный это крем или содержимое кишок членистоногой вши, было не так уж и просто. Немного поразмышляв, он стер с себя остатки этой подозрительной субстанции. Уж лучше ничего, чем… неизвестно что.

Итак, что же случилось далее? Пашка продолжил сбор осколков памяти в мозаику событий. А дальше Сармат приказал ему таскать убитых животных к костру и запекать их, с дымком да в собственном соку, что и было незамедлительно исполнено. Потом – пир с шумным поглощением жирных кусков сочного мяса, ритуальным выпиванием сырой крови поверженных трилобитов, древними, но вечно актуальными ратными песнями и искренним братанием с боевым товарищем. Хотя если Сармата не было, то с кем же тогда он, Пашка, братался?

«Я почти доволен тобой! – восклицал тогда сержант. – Еще немного – и из тебя получится хороший солдат! Работаешь, правда, грязновато, вон сколько деликатесов по округе раскидал, но это дело техники, а значит, наживное. Слушайся меня всегда, и великим воином станешь…»

Пашка понимающе кивал, жарил членистоногую вкуснятину и изо всех сил горланил разухабистые песни, какие только могли прийти ему на ум.

«Ешь, – убеждал сержант, – больше ешь! Так скорее твой дурман пройдет. А то окочуришься еще тут, маленький обдолбыш…»

И Пашка ел, вгрызаясь в горячую, терпкую плоть запеченных трилобитов и мокриц, давился, чавкал и крякал от удовольствия, под конец так себе набив живот, что вскоре не мог даже пошевелиться, а не то что петь.

И что же было дальше? Дальше в памяти Пашки – снова вязкая каша: что конкретно тогда происходило и в какой последовательности, казалось ему пока вопросом неразрешимым. Оставался последний эпизод, странный и пугающий: Сармат стоит перед Пашкой и колышется, изгибается, переливается волнами, словно флаг на ветру. Его практически не узнать. Он стал совершенно плоским, двумерным, поистине ненастоящим… Зрелище было удивительным и отталкивающим одновременно.

«Ты не Сармат, – испуганно говорит Пашка, уже почти пришедший в себя благодаря членистоногой диете. – Ты не Сармат!»

Сержант улыбается, колышется и молчит. Он не человек, и ему забавен Пашкин страх.

Все вокруг меркнет. Чернота теперь всюду. Солнце, небо, земля и даже воздух исчезают. Материи нет. Энергии тоже. Только информация. И зеленые светящиеся контуры косогора, реки, деревьев наверху, Пашки и плоского сержанта…

«Но кто же ты? Кто?! – вопит Пашка. Волосы шевелятся у него на затылке, и пот течет по шее. – Ты – глюк таблетки, как Лиза и Семен?!» – Отталкиваясь ногами, он отползает подальше от монстра, хочет закрыть глаза, но это ему не удается. Он упирается спиной в гору пережаренного мяса, мяса с зеленым контуром.

«Нет, – просто отвечает то, что было раньше Сарматом. – Я – Машина. Да-да, Павел, та самая Машина. – Голос существа приобретает дребезжащий металлический оттенок. – Но сейчас – всем спать. Спать! Спать, спать…»

Призрачное, искаженное эхо мечется вокруг Пашки, на него наваливается огромная тяжесть, дремота сковывает тело, глаза сами собой смыкаются, и он валится на горячий песок. И теперь – только сон, обычный сон без каких-либо сновидений…

Припомнив основные эпизоды этого безумного дня, он сразу же решил идти вперед – искать капитана и Сармата. Настоящего Сармата, а не его наркотическое воплощение или чем оно там было. Сержант – и есть Машина Предтечей? Ха! Как бы не так. Бред! Нечего таблетки было жрать. Не колеблясь и не рассуждая попусту, Пашка отбросил все эти неправдоподобные гипотезы, решив просто действовать.

Но куда именно следовало направиться? Он не знал, в какой стороне находился «Макдональдс», и даже если бы кафе было найдено, это мало что решало. Рация там работала по своему усмотрению и никакому контролю не подчинялась, а вероятность того, что чекисты вернулись туда, была невелика, ведь однажды они уже не пришли к сроку. Зато относительно недалеко маячили горы, а там находился замок. И распорядитель. И даже если тот окажется Тунгусом-Фароновым, это будет лучше чем ничего.

Уходя от реки, Пашка решил хотя бы немного подготовиться к путешествию, возможно, долгому. Во-первых, он отыскал несколько черепных пластин трилобитов, обжаренных прежде на костре, тщательно отчистил их и соорудил нечто вроде сундучка, куда сложил наименее подгорелые куски мяса, затем перетянув пластины гибкими прутиками. Конструкция получилась шаткой, но если обращаться с ней осторожно, выдержать пару дней должна была. А во-вторых, он попытался запастись пресной водой, пусть и из довольно мутной реки, наверняка кишащей всякими там спирохетами и прочими микрозлыднями… Изготовить из раздробленных черепов непроницаемую флягу или хотя бы кастрюлю Пашке не удалось, и он налил воду в некое подобие глубокой тарелки. Только вот идти с ней оказалось совершенно невозможно, особенно поддерживая другой рукой сундучок с мясом. Тогда он поставил «посудину» сверху сундучка, прикрутив ее ветками, но не прошел и десяти метров, как половину уже расплескал. Неизвестно, что сказал бы Сармат по этому поводу, но наверняка это была бы весьма нелестная тирада. Плюнув, Пашка выкинул «тарелку» и таким образом остался без воды. Впрочем, он надеялся, что за двое суток доберется если не до замка, то хотя бы до следующей реки или какого-нибудь водоема. Зажигалка жива? Жива. Ну и все. Костер – дело великое. А там, глядишь, поймает он кролика или голубя какого, ну и зажарит – опыт ведь уже есть… Ничего, выкрутиться можно из любой ситуации. Подумаешь!