– Итак, дамы! Не буду ходить вокруг да около, скажу прямо! Вы здесь, чтобы выйти за меня замуж! Обе!

Лида вновь заржала, чуть не скатившись с кровати, Ольга отвела взгляд в сторону, она не могла смотреть в эти лживые, нахальные глаза, так похожие выражением на отцовские. Дородная женщина же не унималась. Тогда Бакин мотнул головой.

– Флинн. – Мужчина с мутным белесым глазом без слов подошел к девушкам и со всей силы влепил Лиде пощечину. Смех тотчас прекратился. Ольга испуганно съежилась. А Лида гордо вскинула голову, сузила глаза и вскочила с кровати так, что грудью откинула Флинна на пару метров. И стала на него надвигаться, но тот поднял пистолет и направил на женщину. Она остановилась, гордо уперла руки в бока и, глядя в глаза Бакину, твердо сказала:

– Нет! Мы с Ольгой не согласны! Шиш вам, кабанам! – и, плюнув под ноги, вернулась на койку.

– У меня ваши мужики… – начал издалека Бакин, он развернулся на каблуках и медленно зашагал по комнате, рассматривая ногти на руке. – Если вам их не жалко, то конечно… можете не соглашаться!

– А что с ними-тоть? Они у нас сильные. Да, Оль? Сюда придут и глаз этому последний выдавят!

– Неужели? Почему же до сих пор не пришли? – Бакин хищно ухмыльнулся, а Лида нахмурилась. – В общем, так: если вы в течение часа не переоденетесь в свадебные платья, то мы ваших сильных мужиков у вас же на глазах и расстреляем! Сначала одного, того, что постарше, потом другого… чтоб стимул был, а? Вера! Заноси платья!

Женщины, прижавшись друг к другу, молча наблюдали, как девушка в очках принесла и положила на Лидину кровать два грязно-белых свертка, в которых с трудом угадывалась ажурная ткань.

– Я думаю, мы поняли друг друга! – глава Кольчугино мотнул головой и вышел вслед за дочерью и Флинном.

– Бакин, Бакин, Бакин – швайна злюкен собакен! – прокричала от бессильной злобы Лида вслед главе Кольчугино, но закрывшаяся дверь осталась безмолвной.

– Что это значит? – бессильно спросила Ольга, страх и отчаяние овладели девушкой.

– Фиг знает, по-немецки что-тоть, – отмахнулась Лида. Ее щеки пылали.

– Что же теперь будет? – невероятная тоска слышалась в голосе Ольги. Слезы покатились из глаз, голос изменился. – Я не хочу за него замуж! И вообще не знаю, захочу ли быть теперь с мужчиной…

– Милая моя, что же с тобой случилось? – сердобольная женщина покрепче обняла Ольгу и тихонечко погладила по спине. – Всем сейчас тяжело, я понимаю…

– Нет! Не понимаешь! – Ольга затряслась сильнее. – Он… он насиловал меня почти пять лет! Он… он держал меня в погребе, как в клетке! Я жила, как свинья, от прихода до прихода… Ждала, когда ему «захочется», и, удовлетворив похоть, он соблаговолит накормить меня. Я царапала пальцами стены, грызла одеяло, когда было слишком голодно, мерила во тьме шаги на корточках, чтобы только не потерять чувство пространства и мироощущения, я слышала, как черви в земле подбирались ко мне в надежде, что я сдохла. Но я выжила лишь благодаря матери… которую он убил. Благодаря книгам, которые она научила меня читать и которые я запомнила. Они помогли мне остаться в своем уме. Я вспоминала, закрывала глаза и представляла другую жизнь. Жизнь, которой лишили меня война и ОН. Мой отец!

– Тихо… тихо… – Лида успокаивающе гладила девушку по спине, а в душе у нее в это время творилось ужасное. Она и представить не могла, что такое может быть на свете. Что люди так опустятся и перестанут быть людьми всего за двадцать лет. – Прорвемся! Все уже позади!

– Позади? – Ольга подняла полные боли глаза, в них читались страх и безысходность. – Позади? А ты видела глаза этого… Бакина? Они точь-в-точь как у НЕГО! У моего отца! Ты не представляешь, что нас ждет, если мы станем его женами!

– Этого-тоть я не знаю, но мы с тобой не пойдем за него! Лучше умереть, чем жить с такой собакой. – Лида поднялась, пол под грузной женщиной заскрипел, и она принялась расхаживать по маленькой комнатке. Одна мысль хуже другой проносилась в ее голове, но выход там так и не забрезжил, не озарил своим светом мрак безнадежной ситуации, в которой оказались пленницы. Меньше чем через час придет Бакин, и их силой заставят выйти за него замуж. Что же делать?

Деревянный пол скрипел под ногами, прогибаясь от тяжелых шагов грузной Лиды. В какой-то момент она ощутила, что пол в одном месте у стены поддается ее весу сильнее. Мелькнула безумная мысль, и Лида подпрыгнула – с громким стуком женщина приземлилась на более шаткие доски, чем в другом месте. Они заныли, заскрипели, треск возвестил, что она «копает» в нужном направлении.

Ольга встрепенулась:

– Что ты делаешь?

– Устраиваю-тоть подкоп! – Лида еще раз прыгнула и с треском провалилась на нижний этаж, подняв жуткий грохот. Снизу заверещал мужик – видимо, доски или женщина сильно придавили. Следом донесся ее голос: – Давай сюда! Надо бежать!

Оля, не задумываясь, бросилась к дыре в полу и, когда ныряла вниз, успела заметить, что в комнату вбежали Бакин с Флинном. Второй уже доставал пистолет, как вдруг где-то снизу прогремел взрыв, пол под ногами заходил ходуном: цельная шаткая конструкция внутренних помещений зашаталась от вибрации. Бакин, еле удержавшись на ногах, испуганно поглядел на Флинна:

– Что это?

– Диверсия? – предположил одноглазый. – Может, пленники сбежали?

– Быстрей туда! Командуй ополченцами! Иначе противник разнесет здесь все.

Зарокотал пулемет, звук гулким эхом прокатился по помещениям, еще сильнее пугая людей, вгоняя их в ужас и панику. Бакин метнулся к своей комнате, где были собраны оружие и припасы на случай экстренного бегства, крикнув на ходу дочери:

– Варя! Готовься! Мы должны быть готовы уехать!

***

Яр лежал и смотрел в потолок. Слабый свет лампочки очерчивал резче рельеф на досках. Годовые линии на дереве, плавно изгибаясь, тянулись вдоль, обводя небольшие круги, оставшиеся от сучков. Вот и люди так же: кто-то сидит на одном месте целую жизнь, а остальные пробегают мимо. То приближаются, то отдаляются, то и вовсе обходят стороной. А если загнивает место, в котором человек прижился, остальным не стоит никакого труда вытолкнуть затворника оттуда. Как Игорь взял и вытащил Яра из Юрьева, словно занозу из гниющей плоти. Может, теперь в городе все наладится? Может, именно из-за Ярослава там было все так плохо? Нет… Чушь! Как раз наоборот – это Яру было плохо в городе. Это жители над ним издевались и старались вытолкнуть парня из своего мира, словно Ярос – чуждый организм, а люди внутри – его защитники, лейкоциты, как когда-то объяснял Игорь. И вот теперь в другом месте, в новом городе, люди его снова не принимают, отталкивают, стараются выкинуть. Что бы это могло значить? Только то, что он – чуждый организм не для одного города, а и для остальных. Он – монстр для всех, для целого мира, в общем. Яр – заноза.

Ударом мизинца по жесткой кровати юноша отсчитывал секунды в ожидании чуда, которое никак не случалось вопреки уверенности Игоря. Спать давно не хотелось, а ходить по камере, в течение двух часов меряя ее шагами, как это делал Семен Волков, не было никакого желания. Игорь тоже давно проснулся и сидел на кровати неподвижно, очевидно, размышляя. Напряжение в помещении медленно нарастало, и охранник, приставленный к ним, чувствовал это. Молчание давило, но разговаривать было совершенно не о чем.