К восемнадцати годам я уже отчетливо понимала, что окружающие мальчики меня не интересуют. Я любила только Андреаса, каждый завиток его черных волос, трогательные ямочки на щеках, гибкую сильную шею, его запах, такой чувственный и волнующий. Когда я смотрела на него спящего, я испытывала настоящие муки. И это были не муки сопливой девочки, испытывающей первые сладострастные ощущения, это были пытки, которые даются только взрослым, зрелым женщинам.

Я лишилась невинности только будучи студенткой, в России. Не по любви и даже не по влечению. Мне просто было любопытно, смогу ли я испытать половое чувство к кому-то, кроме своего брата. Оказалось, нет, не могу. Я жила как в аду: наблюдала за похождениями Андреаса, за тем, как он меняет подружек, наслаждается свободой и молодостью. Но я не могла получать от жизни никаких наслаждений, мое тело молчало, любые мужчины были мне безразличны. Кроме того, я стала так безумно ревновать Андреаса, что и наша мама начала что-то подозревать. Потом Андреас отделился от нас, у него завелись деньги, он стал снимать маленькую однокомнатную квартиру, и я терзалась, представляя себе, как он приводит в дом очередную девчонку и чем с ней занимается. Я уже сама чувствовала, что скоро просто сойду с ума. Надо было что-то делать.

И в один день я все-таки решилась. Я договорилась встретиться с Андреасом, когда он окажется дома один и ничем не будет занят. Пообещала приготовить ему вкусный обед, и он очень обрадовался. Я приехала с бутылкой хереса, поставила вино в холодильник и занялась приготовлением пищи. Один из уроков моей наставницы Аурании гласил: никогда не старайся достичь результата, превышающего твои сомнения. Травы – очень коварная вещь, их сила может превзойти твои ожидания и повредить человеку, которому ты хочешь помочь. Но я не собиралась никому помогать: я хотела Андреаса. Так сильно, что не могла думать больше ни о чем.

Ему было достаточно крошечной дозы, которую я добавила в его бокал. Мне интересно было наблюдать за ним, потому что он, в отличие от меня, не понимал, что с ним происходит. Поначалу он порывался меня выпроводить, видимо, для того, чтобы срочно позвонить какой-нибудь подружке. Но действие травы имело свою особенность: сильнейший афродизиак действовал мгновенно, я лишила Андреаса времени на размышления, на осознание того, хорошо или плохо он поступает. Он вышел в кухню, достал из шкафчика бутылку коньяка и опрокинул в себя сразу граммов сто. Для смелости? Или оправдания ради? Мне было все равно, мое тело горело, кровь пульсировала в каждой клетке. Я решила помочь ему – подошла близко, расстегнула на нем рубашку…

Я не писатель, и я никогда не смогла бы передать словами испытанные мною ощущения и при этом не скатиться до вульгарности, чего я очень не люблю. Поэтому единственное, что я могу сказать, это то, что травка Аурании сработала в полную силу. То, что произошло между мной и Андреасом в тот вечер, было не просто позывом плоти, минутной, постыдной похотью. Это был такой мощнейший сексуальный разряд, от которого чуть не взорвались мы оба.

Наутро он попытался объясниться со мной.

– Ты сама-то понимаешь, что мы с тобой наделали? – спросил он, садясь на кровати и прикуривая.

– Никакой катастрофы не произошло, – как можно спокойнее ответила я.

– Агата, ты моя сестра, такие отношения между нами невозможны, – запричитал Андреас, – я вообще не понимаю, как все это получилось. Ты вообще-то знаешь, как это называется?

– Знаю, это называется инцест, – кивнула я, – страшное слово, не так ли?

– Боже мой, какой ужас, что мы с тобой наделали?

– Успокойся, Андреас, спокойно подумай: а что, собственно, произошло? Инцест страшен тем, что от него могут родиться дети с отклонениями. Но это ведь, собственно, все.

Я пыталась сохранить как можно более невозмутимый вид.

– Ты знаешь, сколько выдающихся людей нарушали это древнейшее табу? Ты знаешь, что Чарльз Дарвин был верным супругом своей кузины, и вообще в их семействе было несколько кровосмесительных браков? Своего родного брата безумно любила принцесса Гавайев Нахиенаена, и после многих моральных мучений она все-таки родила от него ребенка. А современные рок-идолы? Ты знаешь, что дочь лидера «Мамас и Папас» многие годы любила своего отца не только как родителя и спала с ним? Ты не знал об этом?

Андреас поморщился.

– Ты еще Тутанхамона вспомни, – бросил он.

– Могу вспомнить и о нем, – все так же невозмутимо ответила я. – Тебя волнует это явление с точки зрения общественной морали? А то, чему ты посвящаешь свое время, не является аморальным? Я имею в виду такие поступки, как, например, обман или воровство. Это тоже аморально, но тебя ведь не смущает этот аспект, правда? В отношениях между близкими родственниками есть одно слабое звено – возможные патологии у детей, но ведь мы с тобой не собираемся жениться и заводить детей, правда? А если нет, то кому какое дело, чем и с кем ты занимаешься в собственной постели? Мы не причиняем никому никакого вреда, разве нет?

– Ты словно ждала этого разговора, Агата, – напрягся Андреас, – как будто к нему готовилась. А я подумал, что это было… случайно, что ли.

– Страсть не бывает случайной, – отрезала я, – похоть – да, а страсть нет. Но если ты так уже беспокоишься, я тебе раскрою тайну: мы с тобой не брат и сестра, так что ты можешь ни о чем не волноваться.

– Ты с ума сошла? Что за глупости? – шокированный Андреас застыл на месте как вкопанный.

– Это так, и я давно об этом знаю, – отчаянно врала я, – но это семейная тайна, о которой я поклялась никому не говорить. И в первую очередь тебе.

– Агата, что ты несешь? Я сейчас же позвоню маме!

– И чего ты этим добьешься? Подумай: какая тебе разница, кто из нас «свой», а кто «чужой»? Что сейчас от этого изменится? Да никто и не скажет тебе, ведь то, что я узнала, было тайной… Нет, Андреас, родители уже развелись, а мы с тобой не собираемся рожать детей, тогда ради чего все это?

Андреас лукаво посмотрел на меня и покачал головой:

– А ты, сестричка, черт в юбке. Не ожидал от тебя.

– Если тебе со мной было плохо, скажи сейчас и забудем обо всем этом раз и навсегда, – набралась смелости я.

– В том-то и дело, что хорошо, – вздохнул Андреас, – это меня больше всего и пугает.

В ту секунду, когда я услышала эти слова, в моей душе расцвел цветок.