– Да, при обыске, в числе прочих многочисленных писем. Но без конверта.

– Это уж само собой. Письмо было адресовано не на квартиру месье Гранжака и получено обманным путем.

– Та-а-к! – протянул Михаил. – Ну а это вы откуда знаете?

– От человека, который его написал, – ответила я с простодушным видом, хотя и смутилась от собственной оговорки. – Чуть позже я вам об этом расскажу, а сейчас хотела бы дочитать.

«– Вынужден покаяться, потому как мысли у меня зародились самые преступные. Но, как я понимаю, мысли, даже преступные, еще не есть преступление? А никаких негодных действий я не совершал. Так вот, я написал на обратный адрес письмо и попросил о встрече. Уж не знаю с чего, но мне казалось возможным уговорить неизвестную мне девушку украсть камень, а вырученные деньги поделить между нами. Видимо, я, сам докатившийся до желания нарушить моральные устои, невольно полагал, что и все остальные способны на столь же отвратительные поступки. Но, к своему счастью, я ошибся! И несказанно рад этому обстоятельству, ибо сейчас стал понимать, к чему бы это могло привести! А так я могу спокойно спать с чистой совестью.

– Прошу вас не уходить в сторону.

– Да, да, конечно. Итак, встреча мне была назначена, и я на нее явился. Общались мы, можно сказать, в кромешной тьме, через стену монастыря, так что ничего о своей собеседнице сказать не могу. Кроме того, что, как я уже говорил, она оказалась человеком высокой нравственности и мое предложение о краже отвергла с гневом! Более того, она добавила, видимо желая меня уберечь от попыток самому, в одиночку проделать это, что камень вот-вот покинет стены монастыря, а возможно, уже их покидает. Вы не поверите, с каким облегчением я вздохнул, узнав о крушении своих планов! Бог уберег меня от преступления! Я вернулся в дожидавшийся меня возок и велел ехать в город. Но мой возница оказался столь неуклюж, что мы съехали в канаву подле обочины и застряли там. Мы с моим неприятным спутником были вынуждены выйти и толкать возок, но это мало помогло. Тогда Птижан вызвался дойти до домов и позвать помощь. В тот момент мне это не показалось подозрительным, несмотря на то что до того он явно избегал общения с кем бы то ни было.

Отсутствовал он слишком долго, вернулся не в духе и один. Но к его возвращению нам мало-помалу удалось выбраться на ровную дорогу. Так что тогда я ничего не заподозрил.

– Вы обсуждали с ним ваши планы, касаемые похищения камня?

– Помилуй бог! Я и от себя-то их, можно сказать, скрывал. Но припоминаю, что, вернувшись от монастыря в возок, я высказался вслух в том духе, что дело, ради которого сюда приезжал, сорвалось и соблазн, каковому я едва не поддался, с минуты на минуту исчезнет. Уже позднее, узнав о трагедии и убийстве монахини, я стал перебирать в памяти все, с этим связанное. Вспомнил о странном оживлении моего спутника, когда он узнал, что я собираюсь сделать остановку подле монастыря. Угрюмость, напавшую на него после моих слов о том, что дело сорвалось. Я могу лишь предполагать, но, как мне кажется, он просто-напросто прочел то письмо и сумел связать обрывки моих слов, а равно и все разрозненные события, в единое целое. Возможно, он не обладает большим умом, но хитростью наделен сверх всякой меры. Думаю, что, укради я изумруд, мне недолго бы оставалось жить – он зарезал бы меня без малейшего сомнения, как бедную монахиню, упокой, Господи, ее душу.

– То есть вы знали, что убийство совершил ваш… гмм… спутник?

– Нет, не знал. Доподлинно не знал, но догадывался. Едва прочел в газетах, как сразу стал догадываться.

– Так отчего вы не сообщили в полицию?

– Прежде всего оттого, что не знал ничего доподлинно. Расспрашивать же я даже намеками не рискнул. И потом я боялся. Боялся, что меня привлекут за соучастие. Но больше всего боялся, что он меня убьет.

– И что же вы делали?

– Ничего! Прежде всего, я, как уже говорил, не был ни в чем уверен. Я даже сейчас не знаю, был ли украден изумруд, потому что в газетах об этом не писали. Я практически не покидал номера и, по правде сказать, очень надеялся, что мой спутник – если камень ему все же достался – вскоре меня покинет. Не станет же он ждать, пока полиция выйдет на его след! Вот тогда можно будет и в полицию обратиться. Но несколько дней кряду он ничем не выдавал своей причастности к событиям у стен монастыря. Я даже засомневался в своих выводах, хотя случайным совпадением это преступление, свершенное именно в момент его отсутствия, не могло быть. Однако три дня тому назад я заметил, что Птижан приходит в бешенство. Как тогда в Тобольске. Он украдкой обшаривал углы номера и распалялся с каждым мигом все больше. Тут мне пришло на ум, что он потерял нечто очень ценное. Скорее всего, тот самый изумруд! И если он едва не убил меня в схожей ситуации из-за какого-то пустяка, то уж из-за камня убьет меня непременно, решил я. Украдкой выбравшись из номера и даже не надев пальто, я счел за благо скрыться, спрятаться, исчезнуть на время!

– Куда?

– Здесь замешана честь дамы… Но я готов сообщить вам адрес и имя, если мне будет обещано, что без самой крайней на то нужды этот адрес и это имя не будут преданы огласке».

Я собралась уже спросить у Михаила, успели ли они проверить сказанное Тихонравовым и подтвердилась ли его невиновность, но он успел понять мой вопрос без слов и, хитро подмигнув, сказал:

– Желаете спросить, проверили ли мы алиби? Конечно! Все полностью подтверждается, хотя алиби и основано на показаниях единственного человека. Я попытаюсь еще найти извозчика, отвозившего его в тот день. Человека без пальто должны были запомнить. Но, в принципе, и слов этой дамы достаточно.

– Эта дама худощава, волосы у нее крашены в красный цвет, она одевается и ведет себя весьма экстравагантно? Не так ли?

– Совершенно верно. Ну а с ней вы когда знакомство свести успели?

– А я с ней совсем не знакома, – тут я в свою очередь сделала хитрое лицо. – Но я видела ее во время бала неподалеку от карточного столика, за которым играл Тихонравов. Похоже, она подавала ему знаки о том, какие карты у его партнеров.

– Да? – Михаил хмыкнул и задумался. – Господин Тихонравов заядлый игрок. Но в нечестной игре его заподозрить сложно. Ему везет, но выигрывает он отнюдь не значительные суммы и быстро останавливается.

– Но о его проигрышах неизвестно и вовсе? – в ответ Михаил лишь пожал плечами. – Наверное, игра для него не столько источник дохода, сколько развлечение. Но согласитесь, что самая увлекательная игра – та, в которой ты выигрываешь. Так к чему рисковать и привлекать к себе внимание большими выигрышами, не лучше ли сыграть несколько раз?

– Логично, но тем не менее бездоказательно. Впрочем, это прямого отношения к делу не имеет. Лучше расскажите мне об авторе письма. В протоколе ничего интересного больше нет, и его окончание можно изложить в двух словах: дама, давшая приют господину Тихонравову, по его просьбе навела справки в гостинице, и как только выяснилось, что его якобы сын уже несколько дней не объявляется, он решил, что тот наконец-то покинул город, успокоился и вернулся в свой номер и к своей обычной жизни. Вот даже на бал пошел, дабы развеяться и повеселиться.