Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Насчет денег не беспокойтесь, я что-нибудь придумаю, — Луиза пожевала губу. — Главное, найти свободную… — Она посмотрела на меня. — И приличную. Более или менее…
Не знаю, как насчет приличий, мне сейчас не до них. В любом случае стены придется покрывать усиленной защитной магической сеткой, да еще и полог безмолвия накидывать. Боевая некромагия — это вам не кантрель в неглиже отплясывать.
— Мне показалось или вы нас избегаете?
Голос за спиной чуть ли не заставил меня подпрыгнуть. А ведь когда-то от него замирало сердце и дыхание перехватывало.
Мы с Луизой обернулись одновременно. Скользнувшая по тонким губам Альберта улыбка была слишком быстрой, чтобы за нее зацепиться. Зато Винсент смотрел только на Луизу: от ласкающего взгляда темных глаз даже мне стало неловко, и я поспешно отвела взгляд. А потом грянул медленный вальс, и мы как-то удивительно быстро разбились на пары. Сама не знаю, зачем согласилась — наверное, где-то глубоко внутри меня засела мысль, что, если лорд Фрай приглашает на танец, ответ всего один. И эта мысль сработала раньше, чем я успела отказаться.
Все-таки вышло глупо. Непростительно глупо. Кружения, повороты, а я высматривала в толпе и среди танцующих Анри и Камиллу, но их не было. Почему меня это вообще волнует? Она вышла в сад, он общается с кем-нибудь из наших джентльменов. О политике… или о скачках. О конном поло, может быть, почему бы и нет. Вспомнились слова Луизы о том, куда отправляются мужчины, если женщина не может… гм, дать им то, что они хотят. А Камилла наверняка гораздо опытнее меня в этом вопросе.
— Кого вы потеряли, леди Тереза?
Мозги я потеряла. Пару месяцев назад, в этой самой зале. С первой улыбки моего мужа.
— Не важно.
Я передернула плечами и встретила взгляд темно-зеленых глаз с удивительным хладнокровием.
— Мы стали непростительно редко видеться.
— Раньше виделись чаще?
— Пожалуй.
Альберт вел легко и уверенно, но все равно не так, как Анри. Как ни старалась я избавиться от этого чувства, не сравнивать все равно не получалось. А еще его запах — легкий, точно морозное зимнее утро из распахнутого окна вдыхаешь — был чужим. Не хватало привычного ощущения невесомости, когда он входил в гостиную Мортенхэйма. И жаркого удушливого стыда от прикосновения рук.
— Будете скучать по Энгерии?
Я недоуменно прищурилась. Ах, да. За ужином у Винсента мы говорили про отъезд в Вэлею.
— Скорее, по родным.
Снова быстрая улыбка.
— Вам это только кажется. Энгерия живет в вашем сердце, леди Тереза.
Может быть. Не уверена, что мое сердце настолько большое, чтобы места хватило для целой страны.
— Волнуетесь? Вы же впервые оставляете дом. Надолго.
Надолго?.. Навсегда.
Эта мысль окатила меня как ушат ледяной воды. А ведь он прав.
Если я уеду с Анри, вряд ли уже вернусь. Конечно, мы станем приезжать в гости к Винсенту и Луизе, к матушке, к Лави и ее супругу — когда она выйдет замуж, но моя жизнь изменится окончательно и бесповоротно. Другой край, другие обычаи, другие нравы. Все другое. Я родилась и выросла в Энгерии. Как меня встретит Вэлея? Готова ли я к нашей встрече?
— Вы бывали в Вэлее. Как она вам?
— Интересная страна, — лорд Фрай сжал мою руку, пожалуй, чересчур мягко для друга старшего брата, — пестрая, любвеобильная, солнечная. Не такая сумасбродная, как Маэлония, но слишком откровенная и резкая по сравнению с Энгерией.
Я смотрю ему в глаза и понимаю, что мы каким-то чудом снова становимся ближе. Непонятно, необъяснимо, невозможно, но то, что нас объединяет, и правда живет в моем сердце. Туманная дымка, укрывающая леса и холмы Мортенхэйма, растекающаяся сквозь солнечное утро над улочками и парками Лигенбурга. Городской смог и шум нашего моря — не такого теплого, если верить книгам, как в Вэлее, но самого синего в мире. Стремительно, сквозь время бегущие по небу облака — от белоснежных клубов ваты лета до свинцовой тяжести зимних полотен. Дожди — мелкие, серенькие, затяжные, и стремительные, короткие ливни.
Это моя Энгерия.
Или наша?
В экипаже темно. Болтаются туда-сюда кисточки на занавесках в такт движению — багряно-черные в ночи. Сами шторки треплет густой горячий воздух, но легче не становится. Опять пахнет какой-то гадостью — дымом с кисловатой прогорклой примесью — вот она, обратная сторона прогресса. Я облизываю пересохшие губы: жарко, невыносимо жарко. Анри давно избавился от фрака и расстегнул рубашку, я же лишена даже такой возможности, только перчатки стянула. Лицо наверняка блестит от пота, а нижнюю рубашку и юбки явно придется сушить. Дышится тяжело, кажется, что стоит пошире раскрыть глаза — и увидишь пропитанный влагой воздух. В прямом смысле увидишь. Впрочем, днем в Лигенбурге и так отлично видно, чем дышится: то туманы, то смог фабричных труб, то пыль, летящая из-под колес экипажей особенно проворных извозчиков прямо в лицо, волосы и куда достанет. Сердце сжимается, когда представляю, что придется со всем этим расстаться.
— А говорили, в Лигенбурге постоянно дожди. Наглая ложь.
Как-то странно он на меня смотрит. Слишком пристально.
— Вовсе нет. Такая жара для нас редкость.
Анри не обнимает меня только потому, что, если попытается — мы превратимся в две расплавленные потные фрикадельки. Как-то я почитала, общего развития ради, возвышенную поэзию эпохи Рассвета, вот там влюбленные в полдень «под зноем душистым» предавались любви и сладострастию. Вот это — точно наглая ложь. В такую погоду хочется с головой окунуться в студеное озеро. Или на берегу Ирты вытянуться под бескрайним звездным небом, слушать стрекотание ночных насекомых и неспешный бег реки. Я удерживаю готовое сорваться с губ предложение поехать туда прямо сейчас, потому что перед глазами живо встают строчки из сна.
«В лесу ты была ненасытной грязной девчонкой».
— Совсем плохо?
Меня и правда мутит. Слишком много было людей у Уитморов — как ни странно, я стала легче воспринимать толпы, но видимо, не до конца. Сейчас бы холодный дождик.
— Это все жара.
Анри подался вперед и мягко сжал мою руку. Казалось бы, ладонь должна быть потной, но она сухая. Теплая, мягкая, а еще такая большая по сравнению с моей.
— Почему ты боишься людей, Тереза?
От неожиданности я выпрямилась, хотя до этого растеклась по сиденью серо-голубой лужей.
— С чего вы взяли?
— Ты бледнеешь, когда входишь в зал. Пальцы становятся холодными. Над губой выступает пот.
Надо же, какая наблюдательность.
— А еще ты вздрагиваешь. Незаметно, едва уловимо и, наверное, даже сама этого не замечаешь. И ты снова обратилась ко мне официально.