силой, а Рейна даже и не думала сражаться в тот момент. Ее сковал ступор и страх.

Надо было сражаться вместе с ним, нужно было бороться до последнего! Выгрызть себе свободу зубами, когтями, наслать на остров такой дождь, что просто стер бы его с лица земли! А после сбежать. Вместе.

Но Рейна знала, почему не поступила так. Ведь тогда она больше никогда не смогла бы вернуться в долину. И яйцо с ее ребенком было бы некому защитить.

Хотя кого она обманывала. Сейчас она не могла даже просто встать.

Вдруг ее мир слегка пошатнулся. Словно сама долина трясла ее за плечи, вынуждая очнуться. Рейна ждала, что за толчком последуют новые, но этого не произошло. Может, ей показалось?

Как бы там ни было, эта «пощечина» и правда помогла ей немного прийти в себя. Мысли снова зашевелились в голове, да так, что она буквально чувствовала внутри движение.

Рейна приподнялась на руках — все тело ужасно болело, голова кружилась. Дождавшись, когда ее перестанет мутить, она осторожно осмотрелась по сторонам. Было ужасно темно, но, если привыкнуть, можно было рассмотреть хоть что-то. Интерьер ее камеры был мастерски выполнен в духе старого-доброго уютного Средневековья. Полы из мокрого камня, заботливо усыпанного давно сгнившей соломой. Расслабляющие водные процедуры в виде ледяных капель с низкого потолка. Ржавые толстые прутья ряда клеток. Авторский стиль факелов на стенах коридора снаружи, наполняющего все вокруг удушливым дымом. Ну, и бонус в виде плесени. Еще немного, и она оживет. В свободное время можно будет поучить ее командам и дать имена.

— Живая?

Рейна вздрогнула и испуганно, словно затравленный зверь, отползла в дальний угол. Уткнувшись спиной в ледяную стену, она прищурилась, вглядываясь в темноту. Свет от огня факела не доходил до той части камеры, откуда послышался голос.

— Даже силы есть. Это хорошо. Побереги их. Таким, как ты, здесь не место.

Вдруг из непроглядной темноты выплыло лицо. Рейна не сразу узнала его — осунувшееся, покрывшееся плотной щетиной. Это был Бел. Дракон войны.

— Это… вы, — с трудом выговорила Рейна. Ее голос жалко хрипел, в горле ужасно пересохло, губы не разлипались. И как она до такого докатилась? — Вы видели… Спирита?

— Сейчас.

Силуэт Бела вдруг скрылся в тени. А после он вернулся с ржавой миской, наполовину наполненной водой. Бел осторожно протянул ее Рейне. Та приняла ее и жадно осушила до дна. У воды был отвратительный тухлый вкус.

— Спасибо.

Рейна вернула миску, взирая на дракона войны снизу-вверх с настороженностью. Ведь он попал сюда не просто так. Впрочем, не ей его судить.

— Вы видели Спирита? — Повторила свой вопрос она. Бел задумчиво посмотрел куда-то в сторону толстых прутьев.

— Так это был Спирит? Сын Мора?

Рейна кивнула.

— Его заперли в другую камеру. За что вас?

Рейна глубоко задумалась — стоит ли ему обо всем рассказывать? Кто он? Друг? Враг? Больше она не могла быть в чем-то уверенна. И Бел точно уловил ее сомнение, заговорив первым:

— Меня заперли здесь, потому что решили, будто это я вредил Филлим.

— Это так? — Беспардонно и в лоб спросила Рейна. Довольно невысказанных вопросов и неполных ответов. Вот к чему они ее привели.

— Это не так, — спокойно качнул головой Бел. Было видно, что у него не было цели ее в этом убедить. Захочет — поверит. Нет — ну и ладно. — А чем могла заслужить немилость такая юная особа?

Рассудив, что терять ей больше особо нечего, Рейна решила открыться ему в ответ.

— Похоже, меня тоже обвинили в том, чего я не делала, — грустно хмыкнула она, осознавая всю иронию ситуации. — Я тайно обручилась с драконом-жнецом, не получив на то одобрения Верховного. И произвела на свет яйцо дракона-катаклизмов.

Во взгляде Бела читалось непонимание:

— И ты этого не делала?

— Сделала, — Рейна и сама понимала, как глупо все это звучит. — Только вот ни я, ни Спирит не собирались этого делать. Кто-то подбросил нам цветы для ритуала, а потом нас обманом заманили на тот остров… И в какой-то момент ритуал обручения начался сам собой.

Было сложно понять, верит ей Бел или нет. Тем не менее, после ее слов, он подошел ближе и сел чуть поодаль, прислонившись к соседней от Рейны стене. Теперь их лица оказались на одном уровне, и Рейна заметила на его руках и лице синяки и ссадины с подсохшей кровью.

— Как вас заманили на остров? — Вдруг спросил Бел, как будто бы и правда заинтересовавшись ее историей.

Рейна быстро прокрутила в голове события прошлого дня.

— Катус сказал мне, что Спирит в опасности, и дал карту, чтобы я могла найти его и спасти, — Рейна прикрыла глаза, вспоминая слова, что сказал ей тогда Спирит. — Но, когда я нашла его там, на острове, не было похоже, будто ему нужна моя помощь. Наоборот. Он говорил что-то о том, что хотела спасти меня.

— Странное дело, — вдруг как-то понимающе хмыкнул Бел. — Меня обвинили в том, что я выкрал ключи из кабинета Турума. И я действительно был там, но ключей, конечно, не брал.

Рейну вдруг пронзила одна безумная догадка.

— Турум сам пригласил вас в свой кабинет?

— Нет, — уголок губ Бела нервно дернулся. — Это был Катус.

Рейна пораженно застыла. В памяти тут же всплыл холодный взгляд Катуса, когда тот застал их на острове. Вспомнился его пренебрежительный тон. Неужели…

— Думаете, все это — вообще все — дело рук Катуса? Но зачем ему…

— Как знать, — неопределенно пожал плечом Бел. — Я давно сделал все, чтобы иметь как можно меньше дел с Верховными и Высшими.

— Почему?

Бел внимательно осмотрел ее, будто прикидывая, стоит ли вообще с ней об этом говорить. Но других собеседников у него все равно не было. К тому же, похоже у них все-таки было что-то общее.

— Я не любитель тех игр, в которые играют Высшие. Мне не по душе их полунамеки и фальшивые улыбки. Я был рожден, чтобы следовать зову Великого древа — без вопросов и компромиссов. А Турум решил, что может быть не только руками, что исполняют волю Филлим, но и плечами, что их направляют.

— Вы говорите о запрете неудобных браков, и истреблении драконов катаклизма?

— Не только это. Ты еще слишком молода, чтобы увидеть все то, что скрывается за красивыми древними ритуалами и сладкими речами. Настоящий змей, увы, сидит не в клетке на глубине озера. А зовет себя Верховным. Не забота о людских жизнях толкала его на то, чтобы заставить меня пойти против зова. А алчность,