Владимир с трудом разлепил, стянутые в щелку глаза, мутный взгляд скользнул по демону. Тот восседал на стуле рядом с кроватью Владимира. Лунный свет обливал ровным свечением его стройную фигуру, облаченную в ярко-красный бархатный фрак и белоснежную, кружевную сорочку с пышным жабо. На ногах красовались черные лакированные штиблеты. Такими же черными и глянцево блестящими выглядели и его темные, роскошные кудри. Виктор любил и умел красиво и разнообразно одеваться. Любил поражать собеседников своими шикарными нарядами.

Владимир засмотрелся на яркий костюм наставника и почти забыл о том, с кем заснул накануне. Внезапно он вздрогнул и пошарил рядом с собой. Рука нащупала лишь мокрую ткань простыни. Он порывисто сел – вместо русалки рядом с ним красовалось большое мокрое пятно и поблескивало несколько крупных чешуек.

– Ты не ответил на мой вопрос: кто тебя так славно отделал?

– Я не спросил их имен, и они не пожелали представиться, – буркнул Владимир и снова лег.

– Ну конечно, тебе было не до того. Ты же тащил важную поклажу.

– Да тащил и что с того? – хмуро отозвался Владимир. – Многим мужчинам был бы понятен мой поступок…

– М-да? – Виктор запрокинул черноволосую голову и задорно рассмеялся. – Ты так думаешь? – и он снова фыркнул. – Хотел спросить: ты закончил свою рыбью эпопею? Или мне принести тебе селедочки? А может, карасиков поджарить? Или ушицы из осетринки сварить?

– Я не хочу, – Владимир уставился в потолок.

– Отчего же ты, голуба, не оценил мой новый аромат? Фарина бы перевернулся в гробу, если бы понюхал нечто подобное, – Виктор озорно хохотнул. – А вот рыба-то твоя, скорее всего, бы оценила. Зря ты отмывался от рыбьего жира.

– Вам смешно, а я не знал, чем этот гнусный запах перебить.

– Не надо было и перебивать. Вы слились бы с ундиной в едином, так сказать, любовном амбре, – демон снова рассмеялся.

– Вольно вам смеяться надо мной.

– А что мне плакать над твоими глупостями? Уволь, я плакать вовсе не умею. Увы, не обучен. По части слез – это у нас бестолковые бабы, сентиментальные слабаки, да и меланхоличные ангелы. По поводу последних, это не к нам. Нет, ну я тебя, конечно, понимаю… Горячее желание способно сдвигать горы. Но прости, причем же здесь рыба из озера?

– Она была похожа на Глашу.

– Да? А разве у твоей бывшей любовницы Глашки был когда-нибудь рыбий хвост? Ну, что замолчал? Говори, был или нет?

– Нет, не было.

– А чего же тогда тебе в голову взбрело?

– Не знаю…

– И главное: украл волшебный прутик, решил воспользоваться им без разрешения.

– Вы его сами выронили.

– Ах, красавец! А ты бы поднял, отдал бы учителю. Тогда бы учитель и рассказал тебе кое-что из курса местной биологии: кто с кем спариваться может в моей епархии, и что из того выходит… – Виктор молчал, насмешливо разглядывая Владимира. – Измучил вконец мою нежную девочку – чуть кожу ей не спалил. Холодно ему, видите ли… А ей – жарко! Она – глупая и рада стараться, чтобы тебе, кретину, потакнуть. До чего же бабы безрассудный народ! На что только не идут, чтобы понравиться какому-нибудь хлыщу. Порой до смерти себя доводят: режут, отбеливаются, уродуют… Или вот, хотя бы – мода на диеты. С этими диетами я столько спелых красавиц потерял! Так измордуют себя голодом, что щечки опадут, ножки исхудают, попки скукожатся. Не девицы, а сухие воблы становятся. И все потому, что какой-то модный педераст более всего предпочитал мужские линии фигуры. И пускай бы предпочитал себе втихаря. Стыдился бы, но предпочитал. Его право! Нееет! – он же в обществе вес имел, и общественное мнение формировал… Мало формировал, он его всем насильно навязывал через свои гнусные рассуждения и поганые журналы мод. Журналами его я печи теперь растапливаю, а он – милый первопроходец на поприще омужествления женских особей, у меня на этаже мается. И я ему такую каверзу придумал… Но я что-то отвлекся от темы. Потом как-нибудь расскажу. Вот и русалка моя – дурища толстозадая чуть всю кожу ради тебя не спалила. Ей же нежные условия надобны и чистая прохладная вода. Я же экологию в своем озере поддерживаю и природный баланс соблюдаю, чтобы мои дорогие девочки чувствовали себя хорошо и волосы отращивали. Нет, иногда я им и поблудить даю. Как без этого? – Им для здоровья полезно. Но чтобы русалку из озера умыкнуть – такое никому и в голову не приходило.

– Где она сейчас? – понуро спросил Владимир.

– Где-где? – в озере. Там, где ей и быть положено. Я целый час ее сметаной от ожогов мазал. Еле отошла… A propos, я когда сметанкой ей спинку намазывал, то вспомнил почему-то о сладких карпиках, запеченных в сметане, да с зеленым лучком… Была у меня, Володя, пару веков назад одна знойная малоросска в любовницах… Галя… Она работала кухаркой в маленькой, придорожной корчме под Полтавой. И такая славная женщина, я тебе скажу – ну прямо кровь с молоком. Глаза огромные, черные, взгляд, как у оленя, щечки румяные, губы земляничные, а волосы, что смола в котле. Дернешь за ленточку – водопад шелковый по белым плечам струится, кудри черные, что у овечки молоденькой – из кольца в кольцо. Я ведь, Володя, большой гурман в отношении слабого пола. Подо мной не только царицы, да принцессы стонали, я ведь и простолюдинками не брезговал, ежели они стоили того. Да и, по правде говоря, простолюдинки-то зачастую, как раз и оказывались предпочтительней… Но об этом ты и сам знаешь, не хуже меня. Обрядился я тогда простым парубком в холщевых штанах и красной рубахе с кушаком. Назвался Миколой, чубом русым обзавелся и стал похаживать к своей хохлушечке аппетитной. А уж она-то меня как полюбила… Веришь, вся в горячке от страсти билась, когда ждала. А какая у нее попка кругленькая была – прямо не ущипнешь… Так я зачем о ней вспомнил? А затем, что она частенько мне этих чудных карпов со сметанкой и жарила. И нигде я не едал таких-то вкусных. Крупные, с розоватыми плавниками, капельками жира по серой спинке блестят, лучком зеленым и укропчиком сдобрены… Эх, а хочешь, я тебе прямо сейчас точно таких же достану?

– Спасибо, не надо!

– Ой ли, вы посмотрите-ка на него – сам виноват, а еще обиженного из себя корчит.

– Не надо мне ни карпов, ни осетров и вообще никакой рыбы не надо. Я… я сильно пострадал и страдаю до сих пор… И морально и физически.

– Ну, твоим страданиям я только рад. Особенно – моральным. Твои моральные страдания мне настроение, знаешь, как поднимают? А физически-то, чего? Дружка своего заморозил?

– И это тоже. Он теперь вообще у меня почему-то болит…

– Тю… Какой нежный, – насмешливо присвистнул Виктор. – Ничего с тобой не случится. Вова, я вновь и вновь цитирую неисчерпаемый источник твоей глупости: кто вкусил сладость томления и муки воздержания, тот удовольствие получит – равное троим. Разве не так? Ничего, облегчишься сам. Рука не отсохнет.

Владимир встал и начал поспешно одеваться, лицо горело от обиды. Но демон не отвернулся и, похоже, не собирался никуда уходить.