– Надо узнать, в чем дело, – сказала встревоженная Анна. – Я закрою дом и пойду к нему. Ты же не должна никому открывать дверь, даже Хатун! – серьезно сказала она Фьоре.

Быстро сняв свою обычную одежду, Анна переоделась в служанку, обула деревянные башмаки, взяла в руки корзинку, как будто шла на базар, и тихо вышла из дома через задний двор, соединявшийся с улицей.

Оставшись одна, Фьора, к которой с каждым днем возвращались силы, встала и спустилась на кухню. Она напилась и прошла в подвальчик, в котором была устроена лаборатория, полистала несколько книг, но большинство из них были на еврейском языке, и она ничего в них не поняла. Единственно трактат Гиппократа на греческом языке мог бы привлечь ее внимание, но медицина не интересовала Фьору. Она вновь поднялась в свою комнату, не зная, чем бы заняться.

Машинально она подошла к окну, перед которым Анна утром повесила белье, которое, однако, мешало видеть то, что происходило на улице. Фьора стояла за занавеской и наблюдала за прохожими. Интересного ничего не было: несколько бедно одетых прохожих, дети, играющие на фоне неприветливого фасада дворца, который, казалось, возвышался над кварталом.

Фьора стала смотреть внимательнее. Какой-то мужчина только что вышел из этого тихого дворца, держа лошадь под уздцы. Он остановился на пороге, оглядел улицу, затем медленно зашагал, внимательно оглядывая фасады домов. Фьора сразу узнала его. Это был Джан Баттиста де Монтесекко. Это он похитил ее во Франции и привез в Рим.

Сердце молодой женщины неровно забилось. Что мог искать этот человек в этом нищем квартале? Было очевидно, что он нанес кому-то визит во дворце Ченчи, но это место не очень-то подходило для прогулок, однако, вместо того, чтобы сесть на лошадь и удалиться, он медлил, останавливался, чтобы разглядеть что-то, возвращался назад и снова шел вперед. Фьора молилась про себя, чтобы только Анна не вернулась в этот момент. Даже переодетая в служанку, она могла бы привлечь его внимание своей красотой.

К счастью, когда Анна появилась с корзиной, полной провизии, Монтесекко исчез в направлении, противоположном тому, по которому возвращалась Анна.

Фьора спустилась ей навстречу, что очень удивило Анну:

– Ты встала? Не рановато ли?

– А почему бы и нет? У меня нет температуры, и я как будто твердо держусь на ногах. У тебя есть новости?

– Да, и плохие. Инфессуру позавчера арестовали.

Фьора побледнела:

– Боже мой! А известно, за что?

– Не совсем, но, по общему мнению, папа приказал солдану схватить Стефано из-за его произведений, которые ходят из рук в руки. Тех самых, которые он называет ночными новостями. Их можно найти на рынке Кампо-де-Фиори или около старой статуи, на которую Стефано любит наклеивать свои памфлеты. Кажется, в последнем речь шла о сеньоре Санта-Кроче, который вроде попытался изнасиловать женщину в развалинах мавзолея Августа.

– Боже праведный! Но это была я! Что за безумие кричать об этой истории на всех крышах! Стефано спас меня от этих негодяев, но именно они ударили меня стилетом.

– Без сомнения, это безумие, – согласилась Анна, – но он, видимо, полагал, что за него не осмелятся взяться. Народ любит его, и он поверил в свою безнаказанность. Стефано мечтает о том, чтобы Рим снова стал республикой.

– Я не знаю, прав ли он, но, во всяком случае, Инфессура уже не свободный человек, и я невольно сыграла в этом определенную роль. Кроме того, я должна тебе сказать, что я кое-кого увидела в окно несколько минут тому назад, как раз перед твоим приходом.

Анна молча выслушала короткий рассказ Фьоры, но он ее не очень-то взволновал.

– Может быть, это просто совпадение? – сказала она наконец. – Братья Монтесекко, Джан Баттиста, которого ты знаешь, и Леоне, капитан папской гвардии, поддерживают хорошие отношения со многими семьями города, если они не являются союзниками семьи Колонна. Но, что бы там ни было, присутствие этого человека неподалеку от нашего дома и в особенности тот интерес, который он, по-видимому, проявлял к близстоящим домам, несколько настораживают.

– Мне надо уходить, – сказала Фьора. – Когда возвращается твой отец?

– По-видимому, дня через два, потому что я не получала от него известий. Но как ты пойдешь отсюда, ты еще очень слаба!

– У меня есть дукат и золотая цепь с медальоном, которыми я могу расплатиться. Мне только нужна лошадь, мужская одежда и немного денег, чтобы отправиться во Флоренцию. Там я буду спасена, по крайней мере, я на это надеюсь.

– Можно попытаться. А пока идем со мной. Постараемся все узнать.

Взяв ее за руку, Анна повела гостью в то же помещение, где Фьора находилась какое-то время назад. Там она усадила ее на скамью, а затем подбросила в очаг пригоршню сосновых шишек, которые сразу же с треском разгорелись. Подождав, когда они превратились в пылающие, Анна отрезала у Фьоры прядь волос и положила на железную лопатку, которую поставила на огонь. Волосы моментально превратились в кучку пепла. Затем еврейка принесла чашу, наполненную чистой, как слеза, водой, и поставила ее на скамейку между собой и Фьорой, села и бросила в чашу пепел. Затем она наклонилась над чашей, в которой отражались три свечи, горевшие на столе. Понимая, что Анна искала ответ на вопрос, который мучил их обеих, Фьора затаив дыхание с любопытством смотрела, как расширялись зрачки молодой женщины, которая напряженно смотрела на воду.

Фьоре показалось, что на лице Анны промелькнул испуг.

Внезапно она отвернулась и покачала головой.

– Ничего не вижу! – произнесла она.

– Значит, ты можешь видеть будущее?

– Да, но про тебя я ничего не вижу.

Казалось, что Анна чем-то озабочена, потому что она встала и принялась нервно расхаживать по комнате.

– Ты уверена, что ничего не видела? – осторожно спросила Фьора. – Или просто не хочешь говорить? Мне показалось, что ты напугана. Умоляю тебя, что бы там ни было, мне надо знать! Я прошла через разные испытания, и мало что уже сможет меня напугать.

Через несколько минут Анна прекратила хождение и вернулась на свое место рядом с Фьорой.

– Возможно, все из-за того, что ты сейчас находишься слишком близко от меня. Ничего определенного не видно, а только какие-то обрывочные картинки – тюрьма, гневная толпа, кровь…

– Моя? – спросила Фьора и помимо своей воли побледнела.

– Не думаю. Не спрашивай, откуда мне это известно, просто какой-то таинственный голос… мне видятся новые невзгоды, через которые тебе придется пройти.

Она взяла Фьору за руку, сжала ее и прикрыла глаза.

– Нет. Это будет не твоя кровь, но все же это принесет тебе страдания. Будет дорога… Но я не знаю, куда она ведет…

Отпустив руку молодой женщины, Анна ободряюще улыбнулась ей и взяла факел, чтобы показать, что ей хотелось бы вернуться к себе.