– Ты можешь счесть меня за сумасшедшую, – вздохнула она, – но то, что про меня говорят, не совсем верно. Если мне и случается получить ясное прозрение, то все же я никогда не буду обладать той силой, которая была у моей матери… что и привело ее в конце концов к гибели.

– Считать тебя сумасшедшей? – удивилась Фьора. – Ни за что на свете! Во Флоренции у меня был один друг, врач из Византии, перед которым иногда приподнималась завеса будущего. Он тоже не мог сказать, почему это происходило. Твоя мать была такой же?

– Она была одной из величайших пророчиц, и может быть, больше таких не будет… Все евреи Неаполя знали, что Ребекка, жена Натана, богатого раввина, имела откровение от духа, а я с самого детства испытывала к ней и поклонение, и страх. Я с трудом называла ее «мама», эту высокую черноволосую женщину, очень красивую, у которой всегда был такой вид, будто она видела меня насквозь, и с лицом, на котором было невозможно вообразить себе улыбку.

– Она умерла? – прошептала взволнованная Фьора.

– Да… и пламя костра святой инквизиции вместе с жестокостью короля Неаполя, который ее туда послал, создали вокруг нее страшный пылающий ореол, отсвет которого падает и на меня…

Анна победила свое многолетнее молчание и рассказала этой молодой женщине, в которой она, вероятно, увидела свою сестру по несчастью, всю свою жизнь с того момента, когда она двенадцатилетней девочкой стояла скованной вместе со своим отцом перед пылающим костром, на котором сгорала ее родная мать. Огонь не смог заставить Ребекку издать ни малейшего стона, она замкнулась в презрении к этому миру в своих видениях.

После казни Ребекки Натан и его дочь, чудом избежавшие печальной участи, были увезены солдатами короля в небольшую бухточку, куда тайком заходили тунисские купцы. Каким образом хрупкая девочка и старик смогли выжить, можно объяснить только действием скрытых в самом слабом человеке природных сил, которые порой позволяют ему одерживать верх даже над самыми сильными. Проданные в рабство, Натан и его дочь должны были бы, по идее, испытывать жуткие страдания, но это, как ни удивительно, спасло им жизни. Недалеко от древнего Карфагена жил один богатый еврей по имени Амос, дальний родственник Ребекки, который пользовался некоторыми милостями тамошнего правителя. Едва судно зашло в порт, Натан сразу же послал к нему. Амос немедленно приехал, сразу выкупил отца и дочь и привез их в свой богатый дом, стоявший на берегу моря. Там оба довольно скоро восстановили силы и здоровье.

Однако Натан отказался от предложения Амоса остаться жить в его доме. Он хотел вернуться в Италию, чтобы отомстить. Там он был известным человеком, а в Риме у него было много друзей среди евреев. Однажды утром он вместе с Анной отплыл из Ля-Марсы с уверенностью, что в конце пути найдет кров, защиту и даже возможность снова обрести свое состояние.

С тех пор прошло семь лет. Анна занималась эти годы учением, а также постоянно развивала свой природный дар. Она проводила много времени со стариками из гетто, а также с теми, кто мог читать по звездам, значительно обострила и свои способности и научилась искусству приготовления различных настоев и ядов. Клиентов у Анны становилось все больше, а ее имя приобрело известность, и вот однажды к ней привели племянницу самого папы.

– Тебе уже случалось продавать яд? – спросила Фьора.

– Да. И без всяких угрызений совести. Каждый раз, когда я передаю кому-нибудь смертельный напиток или порошок, с тайной радостью в сердце думаю, что в этом папском городе, где так много его священников, мое зелье может предназначаться кому-нибудь из них. Я их ненавижу всех, потому что именно они помогли королю отправить мою мать на костер.

– А ты не боишься, что однажды…

– Меня сожгут на центральной площади? Нет. Если бы мне удалось убить Ферранта Неаполитанского, то я бы пошла туда с радостью!

– Я понимаю, что ты испытываешь, потому что и сама искала мщения, но бог опередил меня…

– И ты теперь удовлетворена? – с любопытством взглянула на нее Анна.

– И да, и нет. Да, потому что рука господа нанесла удар такой силы, на которую сама бы я была не способна. Нет, потому что желание мщения сохранилось во мне. До тех пор, пока жива убийца моего отца, я не успокоюсь. Эта же женщина грозит и мне самой.

– Но она здесь, в Риме, а ты хочешь ехать во Флоренцию?

– Я не могу подвергать себя опасности, поэтому мне необходимо уехать. Но от своего я не откажусь!

– Хочешь, я тебе помогу?

Анна задвинула шторы и зажгла свечи в канделябрах.

– Сегодня ночью я кое-кого жду. Не волнуйся, если услышишь шум, и не двигайся с места.

– А Хатун?

– Если она придет, то я ее к тебе пришлю.

Однако ночь прошла, а молодая татарка так и не появилась, и Фьора все это время провела в страшном волнении. В ближайшие часы Анна, конечно, поможет ей уехать, но мысль о том, что придется снова бежать, так и не увидев Хатун, была ей невыносима. Когда Фьора уезжала во Францию с Деметриосом, Эстебаном и Леонардой, то примирилась с мыслью о расставании с подругой детства, зная, что та была счастлива и сама выбрала свою судьбу. Но оставить ее сейчас на положении полурабыни, служанки, даже пусть и пользующейся какими-то привилегиями, но все-таки служанки, – она не могла! Конечно, Хатун могла бы присоединиться к ней во Флоренции, если бы была свободна, но донна Катарина, без сомнения, этого не позволит. Прежде всего потому, что ее супруг дорого заплатил за нее, и еще потому, что по примеру всех знатных римских дам она гордилась своей экзотической служанкой. Татарки были большой редкостью и поэтому особо ценились.

Тем не менее приходилось смириться: Анна принесла ей завтрак и попутно надавала множество рекомендаций по поводу еще не зажившей раны. В отдельный мешочек она положила корпию, бинты, флакон спирта и две баночки с мазью. После этого Анна тщательно осмотрела рану, которая уже начала затягиваться, и наложила на нее аккуратную повязку.

– Стало быть, я уеду этой ночью? – спросила Фьора.

– Да. За час до рассвета я провожу тебя до ворот Дель-Пополо, а из города ты выберешься сама. Я нашла для тебя мула и костюм крестьянина. Если тебе хоть чуть-чуть повезет, то ты доедешь до Флоренции безо всякого труда. Завтра возвращается мой отец, и я должна быть дома, чтобы его встретить.

Но прихотливой судьбе было угодно, чтобы Фьора наутро не смогла продолжить свой прерванный путь и не увидела, как над воротами Дель-Пополо встает солнце. На колокольнях многочисленных церквей и монастырей отзвонили последние колокола, слуги уже зажгли у входных дверей фонари, заключенные в железные клетки, когда на узкую улочку свернула закрытая карета, сопровождаемая четырьмя всадниками, и остановилась как раз у дома.

Удивленная, поскольку никого не ждала, Анна открыла узкое окно, выходящее на задний двор, и выглянула на улицу. Затем она схватила факел и поспешила вниз по лестнице.

– Это Хатун! – воскликнула она. – И с ней графиня Риарио. Оставайся у себя! Я узнаю, что ей надо!