— Не надо, — Дин попыталась схватить его за руки. — Я не хочу…

— Врешь, — сказал он спокойно, наклонился и захватил губами розовый сосок, уже показавшийся между двумя полосками ткани.

Да, она врала. Потому что вместо того, чтобы сопротивляться, Рональдин начала хныкать и тереться об него бёдрами.

«Сам удовольствия не получу, так хоть ей доставлю», — подумал наследник, приподнимая юбку Дин одной рукой. Вторая тем временем ласкала грудь.

— Тебе нравится? — прошептал он, чуть прикусывая кожу вокруг соска, и осторожно дунул на него. — Скажи, что тебе нравится, Дин…

— Нр-р-равится… — прорычала она и сильнее двинула бёдрами, почти заставив Дамира прикоснуться пальцами между её ног. А потом и погрузить один из них внутрь её тела, и заскользить — вперёд-назад, вперёд-назад…

Совсем скоро Дамир был вынужден целовать Дин почти всё время, потому что она кричала. Он не представлял, гасит ли академия эти крики? Или, может, сейчас кто-нибудь явится к ним в комнату, чтобы спросить, какого кхаррта тут происходит…

Он немного завидовал Рональдин. Она получила своё удовольствие, даже в итоге укусив его за нижнюю губу. А сам Дамир… чувствовал лишь колоссальное напряжение в паху. Напряжение, которого не могло быть у девочки.

— А как же ты? — шепнула Дин, слизывая кровь с губ наследника. Залечивала ранку.

— Не думай об этом, — сказал он легко и улыбнулся. — Всё хорошо, правда.

— Но ты… ведь я…

— Всё хорошо, — повторил он, наклонился и ещё раз поцеловал Дин в приоткрытые губы. — Я просто хотела тебя порадовать. А то ты ворвалась в комнату в таком состоянии, что могла бы тут всю мебель переломать. Расскажешь, что случилось?

Она сразу напряглась, и Дамир ободряюще погладил Рональдин по щеке. Если уж она и после такого оргазма начнёт истерить, то всё — ему действительно пора будет уходить в девочки.

Но как только Дин начала рассказывать, он понял, в чём было дело. И куда делась Шайна. И почему дочь ректора вела себя так, будто хотела разгромить их комнату или кого-то убить.

Невероятная история. И очень странная.

Когда Дин замолчала, Дамир ласково провёл ладонью по её волосам и спросил:

— Ты же не думаешь, что Шайна сделала это специально, правда?

Рональдин нахмурилась. Он наклонился и прикоснулся губами к её переносице, заставив девушку чуть улыбнуться.

— Подожди. Я не могу сосредоточиться, когда ты так делаешь.

— Вот и хорошо, — ответил наследник и потёрся носом о её щёку. — Зачем сосредотачиваться на злости? Не нужно это.

— Но…

— Не нужно, — повторил он уже твёрже. Легко поцеловал Рональдин в приоткрытые губы и продолжил: — У Шайны никого нет, кроме нас, помни об этом.

Дин посмотрела на него очень серьёзно, почти печально.

— Я помню. Я ощущала это… я ведь эмпат. Я чувствую, насколько она одинока. Но… Мир, а ты смогла бы простить? Если бы была на моём месте?

«На твоём месте… Интересно, сможешь ли ты простить меня, когда узнаешь, кто я на самом деле?»

— Да. Знаешь, почему?

— Почему?

— Она рассказала тебе. А ведь могла бы не делать этого.

Дин молчала. А Дамир не стал настаивать на ответе. Он был уверен — Шайну Рональдин простит.

А вот его… вряд ли.

***

Профессор Эмирин Аррано

Вечер пятницы она проводила в одиночестве. Зажгла камин, залезла с ногами в кресло и взяла интересную приключенческую книгу. У Дрейка были дела в городе после занятий с Шайной, и Эмирин собиралась использовать это время по максимуму.

Она любила своего друга и делала всё возможное для того, чтобы его спасти, но иногда это было слишком. Хотелось побыть одной. Нарро… он знал об этой её особенности, и всегда угадывал, когда Эмирин уставала от окружающих. Но Дрейк за пеленой проклятья, застилающей ему глаза, не видел совершенно ничего. Хотя он и до проклятья был эгоистичен, но всё же не настолько.

В дверь комнаты тихо постучали. Ректор удивлённо посмотрела на часы. Почти десять вечера! Теоретически, отбоя ещё не было, студенты имели право передвигаться по академии. Но на практике к ней крайне редко приходили в десять вечера. Может, это не студент, а кто-то из преподавателей? Тем более странно. Обычно они сначала обращались к её заместителю, а уже Араилис шла с проблемой к ней.

Эмирин встала с кресла, подошла к двери и распахнула створки.

— Шайна? — удивлённо проговорила она, глядя на замершую в проёме бледную студентку. Только на щеках девушки горел лихорадочный румянец.

А ещё от неё пахло вишневой настойкой. Так иногда пахло от Триш, когда она возвращалась из дворца после встреч с Велдоном.

— Я могу войти, профессор? — спросила Шайна, запинаясь почти на каждой букве. Ректор кивнула и отошла в сторону, пропуская девушку вперёд.

Эмирин с удивлением наблюдала за тем, как она останавливается посреди комнаты, нервно сжимает руки и закусывает губы.

— Что-то случилось, Шайна? — ректор постаралась произнести это как можно ласковее. Но девушка вдруг всхлипнула, закрыла лицо руками и прошептала:

— Не могу… не могу…

— Что ты не можешь, Шани? — Эмирин подошла к ней вплотную и попыталась осторожно отнять ладони от лица.

— Смотреть на вас… вам в глаза. Я… это же я… понимаете? Это же я… виновата…

Ах, вот оно что.

— Знаю.

— Знаете? — Шайна так удивилась, что подняла голову и всё-таки посмотрела на неё.

— Знаю.

— Но… как?

— Догадалась. — Эмирин чуть улыбнулась, и Шайна вновь попыталась отвести взгляд, но ей это не удалось. — Я ещё тогда, десять лет назад, подумала, что проклятье наложил сын или дочь Дрейка. Но твой амулет… он хорошо экранирует родственный поиск. И я до сих пор не вижу, что ты его дочь, хотя и знаю это.

И потом… «Любое проклятье тяготеет к снятию». Ты — единственная полуэльфийка, с которой я познакомилась за последние… много лет. И маг Крови, к тому же. Как и Дрейк. Ну и, в конце концов… ты на него похожа.

— Разве?

— Да. Другим это не заметно, но не мне, Шани. Я слишком хорошо знаю своего друга.

Эмирин сделала шаг вперёд и взяла девушку за руку. Ободряюще улыбнулась, глядя в растерянные серые глаза, и сказала очень тихо:

— Ну же, Шани. Говори, что хотела. Я здесь, и я слушаю.

Шайна стиснула ладонь Эмирин, чуть всхлипнула, словно хотела разрыдаться, и прошептала:

— Простите меня. Пожалуйста, простите…

Огонь от камина отражался в её зрачках, выплясывая в них причудливые фигуры, как будто там, внутри девушки, действительно что-то горело и искрилось.