Сегодня в манеже было угощение обедом нижних чинов, кавалеров военного ордена. Я не присутствовал при этом; пропустил также и заседание Комитета министров, в котором заседать – терять время. По болезни генерала Игнатьева (отца) председательствует принц Петр Георгиевич Ольденбургский. [Можно представить себе, что это за комическое заседание.]

28 ноября. Среда. Сегодня, по случаю годовщины взятия Плевны, было утром молебствие в Малой церкви Зимнего дворца, а в 6 часов – большой обед, к которому были приглашены все лица, находившиеся в свите государя во время кампании, и все наличные начальники частей войск, участвовавших в осаде Плевны.

Торжества эти не помешали мне заехать утром в Пажеский корпус, а позже председательствовать в Военном совете.

29 ноября. Четверг. Принц Петр Георгиевич Ольденбургский несколько раз заявлял мне, что имеет надобность видеться со мной, и требовал, чтобы я назначил ему час свидания. Условлено было, что я приеду к нему сегодня после моего доклада. Оказалось, что [вся] цель этого свидания состояла в том, чтобы еще раз убедить меня в необходимости общего разоружения Европы и установления вечного мира. С горячностью и всегдашнею бессвязностью принц повторял всё, что я много раз уже слыхал от него: и о письмах его к Наполеону III, Тьеру, Бисмарку, и о произнесенных им в разных случаях спичах о мире, и даже о сочиненной им самим, для своего памятника, эпитафии и проч., и проч. Можно бы подумать, что находишься в психиатрической больнице.

Продолжительная эта аудиенция принца не избавила меня от обеда, к которому я получил вчера приглашение. Обеды принца по четвергам [справедливости ради] бывают обыкновенно очень изысканы, притом место хозяйки занимает принцесса Евгения Максимилиановна – женщина чрезвычайно милая и симпатичная [к которой нельзя не питать сочувствия].

Утром посетил я Инженерную академию и училище.

30 ноября. Пятница. Ездил в Аничков дворец расписаться у наследника цесаревича, который только вчера переехал в Петербург из Царского Села, где удержан был болезнью долее, чем предполагал. Затем бóльшую часть утра провел в осмотре военно-учебных заведений.

1 декабря. Суббота. После моего доклада происходило у государя совещание по делам политическим. Участвовали, кроме наследника цесаревича и великого князя Владимира Александровича, князь Горчаков, Гирс, Убри, Сабуров и я. Речь шла о программе предстоящих переговоров Сабурова с Бисмарком. Хотя проект был составлен Гирсом еще до приезда канцлера и последний до сих пор не усвоил себе существа дела, однако же у него хватило ловкости в присутствии государя разыграть роль главного руководителя: он сам прочел проект программы и, воздержавшись от рассуждений, довольно искусно скрыл отсутствие мысли и знакомства с делом. Сабуров несколько возражал на включение в программу вопроса о проливах; Гирс и я доказывали, что выпустить этот важнейший для нас вопрос значило бы заключать с Германией условия без всякой для нас выгоды.

Государь одобрил программу; Сабуров успокоился объяснением, что результат соглашения относительно проливов будет, конечно, зависеть от большей или меньшей податливости германского канцлера, большей или меньшей искренности его желания сблизиться с нами.

Сегодня, в час пополудни, происходил в манеже первый высочайший смотр войскам гвардии – Преображенскому полку и лейб-гвардии Саперному батальону. Такие смотры будут повторяться по три и четыре раза в неделю, вплоть до Рождества. Государь освободил меня от присутствия на этих смотрах в те дни, когда будут у меня другие служебные обязанности.

Визит турецкому послу.

2 декабря. Воскресенье. На разводе государь был как-то особенно не в духе; подъехав к турецкому послу, высказал ему неудовольствие свое по поводу новых замедлений в передаче Гусинье черногорцам.

По сведениям из Афганистана положение там англичан приняло неблагоприятный оборот.

3 декабря. Понедельник. Прием в канцелярии Военного министерства представляющихся и просителей был сегодня особенно многочисленный.

Потом заседание Государственного совета. Обменялся несколькими словами с Валуевым опять по поводу любимой его мысли о преобразовании Государственного совета. После же заседания и Особого присутствия по делам воинской повинности остался я наедине с великим князем Константином Николаевичем. Тот же вопрос – что нам делать, чтобы выйти из настоящего невыносимого положения? Я высказал великому князю мнение, что при настоящем общем неудовольствии в России нельзя ограничиться какою-либо одною мерой, и притом такой фиктивной, как предлагаемое, например, привлечение в состав Государственного совета некоторого числа временных делегатов от земств. Что будут делать эти представители земства в составе Государственного совета, когда все заботы высшего правительства направлены к усилению мер строгости, когда предоставлен администрации, на всех ее ступенях, полный произвол, когда вся Россия, можно сказать, объявлена в осадном положении? При настоящем настроении государя было бы совершенно несвоевременно возбуждать вопрос о какой бы то ни было реформе, имеющей характер либеральный. Великий князь не противоречил мне и, по-видимому, соглашался с моим взглядом.

В субботу, во время моего доклада, государь рассказал новый анекдот о принце Петре Георгиевиче Ольденбургском. Он просил у государя аудиенции по особо важному делу; государь подумал, что действительно могло встретиться какое-нибудь дело по Комитету министров, в котором принц временно председательствует за болезнью генерала Игнатьева. Принц начал свой доклад с того, что в настоящих трудных обстоятельствах каждый верноподданный должен помогать правительству и со всею откровенностью высказывать свои мысля о средствах к спасению царя и государства; что он, принц Ольденбургский, нашел это средство. Оно состоит в том, чтобы государь объявил торжественно манифестом, что отныне, вместе с императорской короной и скипетром, будет хранить под общим колпаком (sic!) экземпляр свода законов!!! Каково было удивление государя, когда он выслушал такой мудрый совет!

4 декабря. Вторник. После своего доклада государю я присутствовал при докладе князя Горчакова и Гирса, а потом участвовал во вторичном совещании по тому же предмету, который обсуждался в субботу, и из тех же лиц.

Канцлер прочел составленную бароном Жомини инструкцию для Сабурова; в ней объяснено довольно верно и со свойственным барону мастерством изложения соотношение настоящих интересов Германии и России, причем указано, в чем именно для нас наиболее желательно получить от Германии обеспечение. Очевидно, что на первом плане поставлено ограждение Черного моря от вторжения английских эскадр. Однако же Сабуров продолжает пугаться такой постановки вопроса; он как будто боится затронуть его в предстоящих переговорах с Бисмарком.

Составленный бароном Жомини проект инструкции не был предварительно показан ни Сабурову, ни Гирсу, а потому государь отложил утверждение инструкции под предлогом ожидаемого прибытия английского посла Дефферина, который проездом через Берлин получил неожиданно приказание от своего правительства заехать в Варцин к князю Бисмарку.