Записка Игнатьева прошла почти без всяких разговоров; удовольствовались заявлением министра внутренних дел, что указываемые графом Игнатьевым меры относительно устройства ярмарки обсуждаются в министерстве; тем и закончилось заседание.

19 декабря. Среда. Сегодня двойное торжество: годовщина назначения государя шефом лейб-гвардии Павловского полка и годовщина боя под Ташкисеном в 1877 году. На происходившем утром параде Павловского полка я не присутствовал, не столько по случаю заседания Военного совета, сколько потому, что был озабочен весьма серьезною работой: пересмотром военной сметы на 1880 год для изыскания средств к сокращению ее до 17 миллионов рублей вследствие настоятельного требования департамента экономии. Задачу эту удалось разрешить, конечно, не без чувствительного пожертвования некоторыми интересами военного ведомства.

Годовщина боя под Ташкисеном была отпразднована большим парадным обедом на 300 приглашенных в Николаевской зале Зимнего дворца, с обычными в таких случаях тостами и воспоминаниями.

Вчера вечером прошел официальный прием у английского посла. Мое появление на этом приеме было буквально моментальное. Английские физиономии прояснились вследствие успокоительных известий из Афганистана: по официальным донесениям, генерал Робертс, соединившись с колонной генерала Хау, отбросил окруживших укрепленный лагерь афганцев и намеревается снова занять Кабул.

20 декабря. Четверг. Доклад у государя. Известие о покушении на жизнь испанского короля и королевы [Альфонса XII и Марии-Христины]. В два часа дня кончина председателя Комитета министров генерал-адъютанта графа Павла Николаевича Игнатьева.

После доклада я заехал к Александру Васильевичу Головнину и просидел у него довольно долго. Как всегда, наслышался много любопытных рассказов о закулисных делах в высшем административном и придворном мире. Головнин – редкий и оригинальный субъект: сидит почти безвыходно дома, а между тем всё знает, всё читает, со всеми переписывается.

Снова было у меня совещание по вопросу о сокращении сметы. Завтра предложения наши будут заявлены департаменту экономии; надеюсь, что наши финансисты возрадуются.

22 декабря. Суббота. Вчера после смотра в манеже был я на панихиде по графу Павлу Николаевичу Игнатьеву. Сын его, Николай Павлович, говорил мне, что перед самою смертью покойник написал письмо к государю с просьбой об увольнении от должности. Он не решился отправить это письмо, утешая себя надеждой, что получив облегчение, сам поедет во дворец и лично будет просить государя. По словам Николая Павловича, покойник намеревался убедительно просить, чтобы заместителем его не был Валуев, которого направление признавал вредным и опасным. А между тем в городе уже говорят именно о назначении Валуева, что и весьма вероятно. Ему удалось приобрести доверие государя своими демосфеновскими фразами и замечательною гибкостью.

Возвратившись вчера с панихиды, я нашел у себя визитную карточку Валуева с довольно странною надписью карандашом: «Приезжал просить благосклонного расположения вашего сиятельства». Взглянув на эту загадочную карточку, я подумал, не есть ли это иносказательное извещение о новом назначении.

Сегодня последовали один за другим, обычным порядком, доклады у государя: сначала военный, а потом – по делам иностранной политики. Затем я был на смотру, последнем из всей длинной серии высочайших смотров войскам Петербургского гарнизона.

24 декабря. Понедельник. Утром был на отпевании покойного графа Игнатьева в его домовой церкви, откуда тело перевезено на Петергофскую железную дорогу.

25 декабря. Вторник. После обычного моего доклада я остался во дворце у обедни. Тут я встретился с Валуевым – новым председателем Комитета министров – и князем Ливеном – новым министром государственных имуществ. Оба, кажется, очень довольны.

26 декабря. Среда. Вследствие личного приглашения, полученного мною от председателя съезда естествоиспытателей и ученого зоолога Северцова, я присутствовал сегодня во втором общем собрании этого общества, в актовой зале университета. Зала была полна; читали рефераты профессора Менделеев, Тимирязев, Доброславин, Меншуткин.

Обедал я во дворце.

29 декабря. Суббота. Вчера, пользуясь свободным утром, я делал обязательные визиты и, между прочими, французскому послу, у которого несколько засиделся. Генерал Шанзи полагает, что новое французское правительство Ваддингтона будет действовать в умеренном духе и постарается поддержать мирные сношения со всеми державами; дипломатические представители Франции останутся на своих местах.

Сегодня после доклада был я при докладе князя Горчакова и Гирса. Читался проект инструкции князю Лобанову-Ростовскому, назначенному послом в Лондон. Проект этот редактирован в одну ночь бароном Жомини, со свойственными его перу легкостью и изяществом. Гирс жаловался, что канцлер не дает времени не только чтоб обдумать основательно подобный серьезный проект, но даже чтобы перечитать написанное; выдергивает буквально из-под пера[67] пишущего и кладет в свой портфель, отправляясь к докладу в Зимний дворец.

Когда по прочтении проекта государь спросил, не имею ли я что-либо заметить, я отвечал, что в таком серьезном деле трудно отдать себе полный отчет по беглому чтению; но что мне показалось не совсем правильной постановка вопроса среднеазиатского как сопоставление образа действий англичан и наших при разных гипотезах; мне кажется ошибочным класть на весы как равные грузы Герат и Мерв. Государь приказал передать мне прочитанный проект, дабы я мог обсудить его на досуге, что я и сделал; сегодня же вечером доставил Гирсу мои замечания.

В Государственном совете было сегодня же заседание, в котором утверждена финансовая роспись на 1880 год. Утверждение это составляет в сущности одну формальность, так как рассмотренные и сведенные в департаменте экономии сметы всех министерств всегда утверждаются целиком в общем собрании. Но в последние годы великий князь, председатель, вместе с государственным секретарем стараются обставить эту формальность чем-то похожим на парламентские прения: главным запевалой в заседании почти всегда является Александр Васильевич Головнин – единственный член Совета, дающий себе огромный труд изучать всю массу сметных цифр и приготовлять к этому дню небольшую коллекцию замечаний или запросов, которые дают повод министру финансов и председателю департамента экономии произносить целые речи в назидание безмолвным слушателям.

Сегодня речь эту произнес председатель департамента Александр Аггеевич Абаза; речь была блистательная; оратор выставил заслуги и министра финансов, и государственного контролера, благодаря которым достигнуто на будущий 1880 год равновесие между расходами и доходами. Министр финансов, в свою очередь, воспользовался случаем, чтобы покадить председателю департамента экономии. Впрочем, при этом выпала некоторая частица восхваления и на долю министра военного, которому поставлено в главную заслугу то, что он испросил высочайшего дозволения допустить в личном составе армии некомплект на 36 тысяч человек.