Зигя вновь обрел контроль над собственным телом. Обнаружив в своих ручищах непонятную страшную штуковину, он испуганно отбросил ее и радостно затопал к валькириям.

– Зигя хочет к мамоцке!.. У Зигички на ручках кровь! Зигя, навелно, полезал пальцик! – ныл он.

Хаара хотела заколоть его, но Зигя так доверчиво прижимался к Вовану и жаловался на свой пальчик, что валькирия только плюнула в ту сторону, где в последний раз перед исчезновением мелькнул Пуфс.

– Вот уродец! Чтоб ты сдох! – крикнула она.

Опытный Вован, предчувствуя, что через несколько минут двор наполнится разгневанными валькириями, торопливо втолкнул Зигю в свою машину, куда тот едва поместился, включил радио и велел сидеть тихо и ждать, пока за ним придет мама.

«Малыш» ныл, не забывая вертеть ручку настройки и добавлять громкости. Вован еще не отошел от машины, а в спину его уже толкнул надрывный женский голос:

Ты меня обнял

Нял-нял-нял-нял!

И поцеловал

Вал-вал-вал-вал!

И я поняла!

Ла-ла-ла-ла!

Популярная певица, бабушка взрослых внуков, делилась со своими слушателями личной информацией, как она влюбилась и по каким признакам разобралась, что это было настоящее чувство, а не мимолетное увлечение. Малыш Зигя оказался тайным ценителем попсы. Вован вернулся и выдернул из замка зажигания ключ, лишив опечаленного Зигю музыкальных удовольствий.

Ильга и Гелата прибыли две минуты спустя, опередив Фулону. Валькирии стояли рядом с Таамаг, к которой перенесли ее убитого оруженосца. Теперь они лежали рядом, оба на спине. Лицо у Таамаг выглядело довольным, разгладившимся, живым – более светлым и умиротворенным, чем при жизни. Даже рана на щеке не мешала. Лицо у ее оруженосца, напротив, казалось сосредоточенным и немного сердитым. Он был недоволен, что в смерти опередил свою хозяйку.

Радулга сидела рядом со своим мертвым оруженосцем и, толкая его в плечо, монотонно повторяла:

– Чего ты разлегся, а? Вставай!..

Гелата, мгновенно понявшая, что ее копье тут бессильно, переглянулась с Хаарой. Та твердо взяла Радулгу за руку и потянула за собой. Радулга оглядывалась и сердито повторяла:

– Чего он разлегся? Пусть встает! Он мне это назло!

– Успокойся!

– Я спокойна!.. Ну куда он с этой железкой полез? Он же ее тайно от меня пронес! Эй ты, вставай!

Хаара увела сопротивляющуюся Радулгу.

– Это защитное. Она еще будет плакать, но позднее, – тихо сказала Гелата.

Бэтла, с красным от слез, точно ошпаренным лицом, сидела с ней рядом.

– А я вот жива!.. Он, понимаешь, меня лицом в крышу… Носом!

– И правильно сделал… Ранена? – Гелата поймала ее за запястье.

– Нет.

– А это что?

Бэтла с недоумением взглянула на свою окровавленную ладонь.

– Где?.. А, это, наверное, о пожарную лестницу!

– Дай сюда руку!.. А то будет еще заражение!

Бэтла протянула руку, и Гелата коснулась раны широким наконечником своего копья. Жжение исчезло. Валькирия сонного копья сжала и разжала пальцы.

– Тартарианцев была всего горстка. Большая часть – канцеляристы. А на крыше так вообще суккуб! – сказала она с недоумением и обидой.

– Да, странно, – признала Гелата.

Алексей отыскал наконечник сонного копья, брошенный раненым телохранителем Пуфса, и молча принес его хозяйке. Он знал, что она еще сердится на него. Бэтла взяла наконечник не сразу, чтобы оруженосец не подумал, что она с ним помирилась. Но потом все же взяла, глядя в сторону, и держала как нож, острием к себе. Удача, что стражи мрака в суете боя не унесли его с собой. Без копья Бэтла не была бы больше валькирией. Перебитое древко заменить можно, наконечник же неповторим.

Фулона встала на колени и поцеловала Таамаг в холодный лоб.

– Поспешила ты, Тамара!.. Ну до встречи!

С минуту валькирия золотого копья оставалась на коленях у тела Таамаг. Ее правая рука непрерывно выщипывала траву и скатывала в шарики тополиный пух. Потом Фулона решительно встала и подняла шлем, копье и щит мертвой валькирии. Удержать все вместе было сложно, и она передала щит и шлем своему оруженосцу.

Натянув на руку кольчужную перчатку, которая должна была предохранить ее от мести артефактов, Радулга собирала мечи и кинжалы павших стражей мрака. Ее не останавливали, зная, что это бесполезно. Двигалась она автоматически, как бот.

Горе она переживала деятельно. Все знали, что ночью Радулга будет охотиться на комиссионеров, терпеливо выслеживая их, или, еще вернее, отправится на «суккубьи стрельбы» – то есть отыщет место, где два высотных дома почти соприкасаются, и, спрятавшись на подъездном балконе одного из них, будет снимать копьем суккубов, когда они, ползая по стенам, разносят мерзкие сны.

Собранных Радулгой мечей оказалось четыре. Все магические, но довольно средненькие. Оружие расплавленных комиссионеров в счет не шло. Мрак и здесь не удержался от пародии, вручив им обугленные палки, оббитые жестью. Зато лук уничтоженного Бэтлой суккуба оказался неплох – классический турецкий, из деревянной и роговой пластин, с наклеенными на дерево сухожилиями и концами рогов. Для предохранения от сырости он был обшит берестой. Радулга сгоряча обрубила тетиву, и края лука немедленно загнулись в противоположную сторону.

Гелата ненадолго отлучилась, чтобы успокоить Зигю, который от скуки отломал спинки передних сидений в машине Вована, и вернуть его Прасковье. Телепортировать такого великана было непросто, однако Гелату выручило, что Зигя безоговорочно доверял ей.

Почти сразу они оказались рядом с общежитием озеленителей. Зигя протянул ручищу и бережно сжал хрупкую кисть валькирии.

– Ну все! Пока! Вот твоя мамочка! – торопливо сказала она, кивая на раздраженно идущую к ним Прасковью. Гелата спешила. Объясняться с бывшей наследницей мрака, которая с самого утра безуспешно искала своего «сыночка», ей не хотелось.

– Подози, тетя! – Зигя накинул что-то ей на шею.

Гелата увидела гнутого всадника на шнурке.

– Что это?

– Ты хоросая! – объяснил Зигя.

Расстроганная валькирия погладила его по щеке. Правда, при чем тут солдатик, она так и не поняла.

Вернувшись к Огненным Вратам, Гелата решила еще раз обойти двор. Что-то тревожило ее. В кустарнике у гаражей она нашла молодого человека, в груди у которого торчало легкое метательное копье – сулица. Юноша был в сознании, но дышал тяжело и сам вытащить копье не мог. Оно пробило ему легкое. На губах была розовая пена.

Виктор Шилов получил ранение, так и не вступив в бой, участвовать в котором ему внезапно запретил Пуфс. Он даже не понял, откуда прилетела сулица, а раз так, то не успел и уклониться. Нелепое, ужасно злившее его происшествие!