Настороженно следя глазами за приближавшейся Гелатой, он потянулся правой рукой за плечо. Каждое движение причиняло ему сильную боль. Рукоять достал, но меч вытянуть не смог, так как лезвие было придавлено его спиной. Оставались отравленные стрелки в ухе. Он вытянул одну, самую ядовитую, и, пряча ее в кулаке, ждал мгновения, чтобы метнуть. Яд карликового лизорана из Большой Пустыни убивает мгновенно.

Гелата присела на корточки. Юноша не был похож на стража мрака, и она подумала, что он был ранен случайно, оказавшись во дворе во время боя. Шилов не сводил с нее глаз. Он решил, что кольнет Гелату в руку, не бросая стрелки. Тогда при необходимости стрелку можно будет использовать повторно, прикрываясь трупом валькирии как щитом.

– Не бойся!.. Придется немного потерпеть! – Гелата взялась за копье.

– Воздух нельзя! Надо закрыть рану! – быстро сказал Шилов.

Розовый пузырь у него на губах надулся и лопнул. Вонзившуюся ему в грудь сулицу он удерживал рукой, мешая Гелате.

– Я смогу тебе помочь! Только не мешай! – приказала Гелата.

Она решительно вырвала из груди Виктора копье и коснулась раны заживляющим наконечником. Рана закрылась. Шилов почувствовал себя гораздо лучше. Силы еще не вернулись, но он больше не умирал. Многолетний опыт Большой Пустыни подсказал ему, что он выживет. Гелата, склонившаяся над Виктором, оказалась от него совсем близко. Это был отличный момент для укола стрелкой.

Виктор начал осторожно готовить пальцы, в которых была спрятана стрелка, но тут что-то качнулось у самых его глаз. Он прищурился, пытаясь понять, что это. Русский воин, привстав в стременах, заносил отломанный меч. Между уздечкой и конской гривой была продернута бечевка.

Виктор Шилов разжал пальцы. Оставив стрелку на земле, он тронул всадника.

– Откуда у вас это? – спросил он.

– Где? А, мальчик один дал!

– Маленький мальчик?

– Не очень. Местами даже большой, – честно сказала Гелата, вспоминая Зигю. – Не говори сейчас ни о чем! Закрой глаза! Сейчас ты уснешь! А когда проснешься – будешь здоров!

Виктор послушно кивнул. Сон наваливался на него, точно перина. Веки слипались. Ему показалось: он снова маленький. Растянутую резинку времени отпустили, и она вернулась назад.

– Дай мне это! – сонным голосом попросил он.

Гелата ничему не удивлялась. Когда часто имеешь дело с больными, перестаешь поражаться странным желаниям и, напротив, начинаешь удивляться нестранным. Она сняла бронзового воина с шеи и вложила его в руку Шилову.

– А если тот мальчик будет искать? – забеспокоился он.

– Не волнуйся. Я скажу, что отдала его тебе. Спи!

Виктор заснул покорно и крепко. Гелата подозвала своего оруженосца:

– Придумай что-нибудь! Надо забрать его отсюда!.. Он почти здоров, но спать будет долго. Ему надо восстановить силы.

Оруженосец наклонился и без церемоний перекинул Шилова через плечо.

– Ну пошли, что ли, бедолага! – прогудел он.

Виктор покачивался на могучем плече, не выпуская из спящей руки поцарапанного всадника с отломанным мечом. Оруженосец Гелаты оказался не лишенным своеобразного чувства юмора. Он отнес Шилова в Серебряный Бор и бережно сгрузил в тенистые кустики недалеко от пляжа, накрыв лицо газеткой и поставив рядом пустую банку из-под пива. На общепринятом в Москве летнем языке это означало то же самое, что картонная табличка на гостиничной двери с надписью «Do not disturb!» – «Личность многогранно задумалась! Не трепать нервы!».

Свет учит меня постоянно. Всем, что со мной происходит. И внешними событиями жизни. И прочитанными книгами. И тем, что я порой внутренне замираю, тупею и цепенею. И ленью моей, и вялостью, и простудой. И людьми, с которыми я встречаюсь, и их случайно неслучайными словами. И улыбками. И морщинками у глаз.

Чтобы услышать свет – надо бежать в тишину. В покой, в мысль. Надо не жалеть себя. Не перекармливать. Не провисать.

Эссиорх.

На обратной стороне холста

Порой Ирке казалось, что единственная способность, которая у нее сохранилась, – ощущение полноты рядом стоящей чашки. Она всегда могла определить, есть ли там что-нибудь, не заглядывая в чашку, и даже с закрытыми глазами. Вот и сейчас она знала, что чая осталось ровно на один глоток, и оттягивала момент, когда придется затевать новую возню с заваркой.

И тут за спиной у нее выросла любимая тень. Ирка оглянулась. Вошедший Матвей смотрел на нее как-то непонятно.

– Ты готова? – спросил он.

– К чему?

– Просто скажи: «Да!» и закрой глаза.

Ирке в такие мгновения всегда не хватало доверия.

– Я так не могу. Я должна знать, к чему я должна быть готова!

– Лучше не знать, – сказал Багров. – Закрой глаза!

Ирка заставила себя закрыть глаза.

– Теперь представь, что ты держишь меня за руку.

– Представить? Я и так могу взять тебя за руку!

– Представь, – мягко повторил Багров. – И не отпускай ее, пока я не скажу!..

Вспышка.

Черное море не было черным. Ирка и Багров увидели его белым, отсвечивающим и литым. Солнце уже скользнуло за край моря, и даже места не угадывалось, где оно утонуло. Они сидели на старых ступенях. Когда-то здесь был причал, от которого торчали ржавые зубья свай. Ступени сохранились лучше. В выбоинах неподвижно стояла коричневая, гнилая вода. К ступеням примыкала полоска сухой травы, на которой висели белые продолговатые улитки, похожие на цветы. Целые созвездия цветов. Они вначале так и подумали – цветы. И после только разобрались: улитки.

Чтобы перенести Ирку на море, Багрову пришлось очень потрудиться. Сам бы он телепортировал легко, но тут вымотался так, словно пешком прошел пустыню.

– Ты рада? – спросил Матвей.

– Да, – Ирка панически искала глазами плед, чтобы укрыть свои ноги. Матвей не подумал о нем при телепортации. Равно как и о коляске.

Поняв, что беспокоит Ирку, Багров на мгновение закрыл глаза. Официант ближайшего кафе решил, что скатерть сорвало ветром. Так она и примчалась к ним, сопровождаемая безнадежно отставшими воплями, со следами разлитого вина и гусиного паштета.

Матвей укрыл Ирке ноги. Спокойно укрыл, чтобы она видела, что он не стыдится ее ног и они его совсем не пугают.

– Я хочу сделать тебе подарок, – сказал он мягко.

Ирка посмотрела на море.

– Ты его уже сделал!

Матвей покачал головой.

– Это не подарок. Это антураж к подарку… Ты готова? Тогда закрой глаза и протяни руку!

– Опять мысленно? – Ирка очень любила Матвея в этот момент.