Кажется, на предпоследнем слове палец мимо клавиши мазнул. Лузгин присмотрелся и заметил чудесную опечатку – «анального выживания». Исправил. Закурил. Буркнул «Вов, ты где?» – «Тут, – пришел мысленный ответ из малинника, бурно разросшегося на задворках участка. – Хочешь ягод?» – «Нет, спасибо».

«Вот тебе и сверхчеловеческие возможности, – подумал Лузгин. – Для анального выживания! Страшно подумать, что начнется, если обучить людей мысленной речи, хотя бы на примитивном уровне. Сколько рухнет институтов, отстроенных веками? Сколько профессий умрет? Во что превратится искусство? Собственно, мыслеречь и не речь совсем – Вовка шлет мне образы и ощущения. Может ли он передавать то, что выдумал? Имитировать эмоции? Врать? На мой взгляд, нет. Но это же Вовка, простой и честный. А взять Долинского, который за секунду показал мне объемную картину. Насколько он способен исказить действительность в тех мыслях, что открыл другому? Обязательно расспрошу его об этом. Потому что мыслеречь – опаснейшая штука!»

Лузгин открыл новый файл и быстро застрочил, пока идея не ускользнула.

…Нынешнее мироустройство держится на трех китах: прямой обман, сокрытие информации, фильтрация информационного потока. Государственные, коммерческие, военные, семейные, личные тайны определяют все. Ни одна власть не откровенна с народом, ни одна компания не говорит всю правду своему персоналу, и немногие пары совершенно открыты друг перед другом. Но даже в последнем случае каких-то вещей мы о своих любимых предпочитаем не знать, а какие-то, едва узнав, вытесняем из памяти. Наша психика оснащена фильтрами, оберегающими сознание от перегрузки. Те же фильтры мы встроили в систему общественных коммуникаций. Человек формирует мир под себя, делая его в целом подобным себе. Стыдно признать, но вся эта постоянная многоуровневая ложь – необходима. Как и самообман. Недаром миллиарды землян прячутся в религию от экзистенциального ужаса. Но отомрут ли религии, если вдруг человечеству будет явлена неоспоримая истина о том, «кто мы, откуда, куда идем»? Ни в коем случае. Напротив, как раз религией люди заслонятся от нового знания, буде оно покажется им еще более пугающим, чем прежнее незнание.

Мы выбираем президентами записных лжецов и ловких имитаторов правдивости. Не потому ли, что боимся услышать, как все на самом деле плохо? Мы строго запрещаем рекламщикам обманывать потребителя, но зато учим их освещать факты под самым выгодным углом. Мы знаем, что множество журналистских материалов цензурируется не редакторами, а самими авторами – настолько страшна открывшаяся им правда, – и рады этому.

Мы очень мало знаем о своем мире – и счастливы.

Да, мы такие. Мы так выживаем. Потому что это естественно для нас. Сколько шансов радикально переменить свою участь мы упустили из-за нежелания докопаться до истины? Великое множество. Какова вероятность того, что перемены сгубили бы человечество – не в его нынешнем обличье, а вообще, безвозвратно? Думается, она близка к единице.

Нашу стратегию выживания можно назвать язвительно – «страусиной», но это двойная ложь, потому что страусы не прячут голову в песок. Хорошо бы честно сказать «трусливая», но почему-то не хочется. А можно дать ей расплывчатое и, на первый взгляд, достаточно адекватное имя «стабилизационная». Однако стратегия, построенная на лжи, блэкауте и самообмане, не обеспечивает и стабильности! Она многим хороша, у нее всего один побочный эффект, но он-то и страшен!

Продолжая носить шоры, однажды мы проглядим тенденцию, которая необратимо вывернет нас наизнанку. Не изменит, а именно вывернет. Плавным, малозаметным, эволюционным путем. С непредсказуемыми последствиями.

До десяти процентов землян – самых умных, неравнодушных и дальновидных – сочтут этот вариант не худшим, интересным, перспективным, забавным, наконец. Сочтут, пока знакомятся с этим текстом. Когда выверт завершится, им станет не менее жутко, чем всем остальным. Но будет уже поздно.

А оно все ближе.

Год за годом зарождаются, расцветают и сами по себе затухают совершенно невероятные – в смысле «не хотим и не будем в это верить» – процессы. Некоторые из них подталкивают общество в ту или иную сторону, но до сегодняшнего дня маятник ни разу не сделал по-настоящему широкого взмаха. Вопрос: это нас трудно раскачать или просто мы удачливы? Возьмем простейший случай, касающийся всех и каждого, – что вы знаете о гомосексуальном лобби в «Останкино»? Задумывались вы когда-нибудь о том, какое серьезное влияние оно оказывает на вашу повседневную жизнь? Это вам не наркотраффик, не воровство с армейских складов, не пивной алкоголизм подростков, короче говоря, не то, что может убить, если вы ему неудачно подставитесь. Нет, это то, что медленно-медленно, незаметно-незаметно деформирует самую вашу суть.

Между прочим, вашему вниманию только что был предложен тест «поймай идиота». Вы сразу поняли, чего добиваются телевизионные геи? Поздравляем, идиота вы поймали… Ах, если бы они чего-то добивались! В историческом масштабе те, кто стремятся, не достигают ничего. Влияет лишь тот, кто просто хочет быть собой. Результат влияния может выскочить где угодно и как угодно. Его случайным побочным следствием может оказаться даже выбраковка группы влияния. И такое бывало.

А вот еще вопрос из той же области.

* * *

В прихожей надрывался звонок. Минуту-другую Лузгин пытался его игнорировать, но тут в голову принялись долбить с двух сторон – Вовка и Долинский. Оборотень сообщал, что за калиткой два опасных человека. А хозяин, которому снился увлекательный сон, очень просил их впустить, пока он там досмотрит, чем все кончится.

– Экстрасенсы хреновы… – пробормотал Лузгин, натягивая штаны.

Часы показывали девять, по здешним меркам вполне допустимое время для делового визита.

Утро выдалось пасмурным, но без дождя. Пригород безмолвствовал, город тоже не особо шумел, лишь в отдалении шуршала «московская трасса» да едва слышно бубнила громкая связь на железнодорожной станции.

– Кого еще принесла нелегкая…

Вовка нервничал, распластавшись под розовым кустом. А шагах в пяти от калитки застыл чучелом собаки Грэй и, опустив хвост, молча буравил глазами непрошеных гостей.

За калиткой стояла такая дурацкая машина и ожидали двое мужчин столь анекдотической внешности, что, случись это в Москве, Лузгин решил бы – хотят разыграть. Или ограбить.

Неопределенного цвета автомобиль, весь в крапинку от сквозной коррозии, был, похоже, когда-то «Волгой». Мужчины – один тощий и сутулый, другой грузный и плечистый – тоже знавали лучшие времена. Они рядились в одинаковые серые плащи, мятые и замызганные, причем здоровяк еще украсил себя бесформенной серой шляпой. Сейчас он сдвинул ее на затылок и лениво почесывал бровь стволом обреза. А тощий… Где-то Лузгин уже видел этого типа, смахивающего на птицу-падальщика.

– Доброе утро, – сказал тощий. – Капитан Котов, районный отдел по борьбе с пидарасами. Пидарасы на территории есть?

– А-а… э-э… – уклончиво ответил Лузгин.

– Это хорошо, что у вас нет пидарасов! – обрадовался тощий. – Честно говоря, нам страсть как надоело с ними бороться!