– Почему? – на снимке, случайно выпавшем из альбома, дети, двое, держатся за руки – девочка в комбинезоне и мальчик в коротких шортах на широких лямках. Взъерошенные волосы, круглые очки, только вместо книги в его руках плюшевый заяц. Но это был Феликс, несомненно, Феликс.

– Это твой друг, Лена. Не помнишь? Филя, Филипп, он с соседнего двора, вы с ним в один садик ходили, ну, естественно, пока ты не переехала, – теперь Дарья Вацлавовна улыбалась мягко и ласково, став похожей на добрую сказочную бабушку.

Филя, Филипп, не Феликс. И да, Леночка помнила его. Кажется, помнила.

– Что же до твоего вопроса, то Серж боялся, что кто-то узнает про хризантему. Герман, покажи. Да, и не делай вид, что удивлен, я знаю, что у тебя есть ключ, и код ты знаешь, и вообще непонятно, как ты до сих пор не решился на кражу.

– Дарья Вацлавовна!

– Что? Стыдно стало? Ну в это я точно не поверю. Неси, неси, давай. И минералки. У меня в горле пересохло разговаривать.

Или все же не Феликс? Выражение лица очень уж детское, ни следа обычной для Феликса серьезности, ни раздражения.

– Иногда полезно заглядывать в старые альбомы, – сказала Дарья Вацлавовна. – И в старые дома. Память – штука хитрая.

Кроме высокого бокала и бутылки минеральной воды Герман принес черный ящик. Длинной сантиметров тридцать и высотой в двадцать, он блестел полировкой, чуть поистершейся на углах. Серебряным пятнышком выделялся замочек, и серебром же сияла ручка на покатой крышке.

– Эта вещь, одна из многих, досталась маме в приданое. Ее отцу и деду доводилось бывать при дворе императрицы Цыси... но не буду врать, что хризантема – подарок. Скорее плата за услугу. И за молчание. Герман, будь добр, помоги, замочек очень маленький. А когда-то легко расстегивала, на ощупь.

На длинной тонкой цепочке, некогда серебряной, но потемневшей со временем, висел ключ.

...не слушай ее, не бойся ее, это ей не принадлежит, это только твое, по праву твое... ключ поворачивается в замке со слабым щелчком.

– Открывай, вот так, сама.

На черном бархате желтое солнце, яркое и нарядное.

– Возьми его, правильно, ладошками снизу. Не уколись только. Это – хризантема, волшебный цветок, который когда-то давным-давно...

...Давным-давно, – продолжила Дарья Вацлавовна, – было решено, что это украшение переходит по женской линии. И мама непременно отдала бы ее мне, но мама умерла, а папа взял и отдал хризантему Желлочке. Я не знаю, почему он поступил так, это было нелогично и незаконно! Он не имел права отдавать ее.

Цветок не изменился, быть может, стал меньше и более обыкновенным, исчезло в нем волшебное сияние, осталось лишь холодное мерцание камня да совершенство дорогой вещи. Щетинились иглами каменные лепестки, некоторые почти прозрачные, другие – светло-желтые, третьи темного, густого, янтарно-медвяного оттенка. И каплями росы посверкивали мелкие бриллианты.

– Отдал и никому об этом не сказал. Пропажа обнаружилась не сразу, Сергею хватило иных дел, но вот когда обнаружилась... – Дарья Вацлавовна протянула сложенные лодочкой руки. – Возьми.

Холодный и скользкий, и колючий, Леночке показалось, что еще немного и она узнает тот самый лепесток, о который когда-то порезалась до крови. Но нет, все разные и все похожие друг на друга.

Страшно. Просто держать страшно, чудится в цветке недоброе. Не имеет она права на него, не имеет и все:

...Серж, да о каких правах ты говоришь? Она же ребенок, она не понимает! Она разницы не видит между этим и стекляшками бабы Клавы, все едино. Что? Ну потом... кто знает, что будет потом. У тебя вполне могут появиться собственные дети. Ну конечно, дорогой, я не настаиваю, я лишь прошу тебя подумать... и я тебя люблю.

– Сергей попытался потребовать хризантему, но она... она не поняла, о чем речь идет. Она говорила, что любит розы и еще ирисы, но те в этом году не выросли, потому что на них гадят коты Клавы. Котов к тому времени уже лет двадцать как не было, но Желла утратила связь с реальностью.

– Вы попытались найти сами, – Герман глаз не спускал с каменного цветка в Леночкиных ладонях. Вот почему он здесь живет и исполняет все прихоти старухи, он ждет, что после смерти хризантема станет его. А теперь ревнует Леночку к цветку. Смешно.

И очень грустно.

– Мы трижды обыскали ее квартиру и подвал, но впустую. Тогда Серж и решил, что я должна присматривать, что Желла лишь притворяется, потому что хочет отдать единственное свое сокровище Милочке. Это было логично. Было бы логично, если бы Желлочка могла думать и планировать. Если бы она вообще помнила об императорской хризантеме. Семь лет... я искала ее около семи лет, а она все это время рядом была. В соседней квартире.

Семь лет? Плюс еще два, потраченных уже им, итого десять. Стоит ли этого игрушка, лежащая на ладони? Красива, офигенно красива, ничего не скажешь. Только вот... вот случилось с ним что-то, если эта красота не вызывает никаких эмоций, кроме удивления.

Разве способны руки человеческие сотворить подобное чудо? И разве может один человек владеть этим? Чего ради? Минут любования? Или жадности, заставляющей прятать сокровище от посторонних взглядов. Живой цветок умер бы в темноте, а этот, каменный, жив и хорош.

– Желле удалось обмануть всех, хотя она и не желала обманывать, она, полагаю, всего-навсего опасалась держать драгоценности дома. Да, когда-то кроме хризантемы были и иные вещи, дорогие, но не бесценные... увы, время жестоко, не говоря уже о людях. Итак, Желла отнесла шкатулку одному человеку, который занимался тем, что брал на хранение ценные вещи. Бизнес несколько странный и на первый взгляд абсолютно невозможный, но у Льва Антоновича была кристально чистая репутация, я сама пользовалась его услугами.

У Леночки рассеянный взгляд, будто и не слушает вовсе. В последние дни трудно ей пришлось, вон, побледнела вся, осунулась, темные круги под глазами появились. И обнять бы, утешить, но... не про него партия. Да и дело для начала закончить бы.

– Он отдал мне шкатулку без лишних вопросов, лишь попросил возместить некоторую сумму, все-таки платеж был просрочен. Однако через некоторое время я поняла, что хранить подобное сокровище дома небезопасно, поэтому отнесла назад. Честно говоря, я не представляла, что делать с этим наследством, у меня были несколько иные жизненные ориентиры.

Дело он закончит, вот только услышит последнюю историю, которую, в принципе, мог бы и не слушать, ведь и без нее понятно все. Но Леночке нужно, и Дарье Вацлавовне тоже. Сдала Императрица, царица-матушка, ядовитый цветок неизвестной породы.

– Я работала и любила свою работу, шли годы и в конечном итоге мне пришлось вспомнить о шкатулке. Случилось так, что Серж решил жениться повторно, не помню, говорила ли, но твоя бабка и его первая жена скончалась примерно в то же время, что и Желлочка, хотя в отличие от нее по естественным причинам.