Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 года. Издание Российской академии наук. СПб., 1817

* * *

И услыша о том, яко сей князь бысть добр да милостив к люду свому, пришед о ту пору к нему некие, падоша в нози и возопиша горька: «Подсоби, княже, и дай заступу от силы темной, коя уж вовсе нас одолеша».

И лились из очес их на харатью не слезы горючие – руда алая. И возболеша душа у Константина, и рек он им тако: «Отныне присно и на веки веков вас под длань свою приму и ворогам вашим злым пощады не дам». Своим же тако изрек: «Братья, аще мы сим не поможем, то сии имут имен предатися к ним, то онем болши будет сила!»

Из Владимирско-Пименовской летописи 1256 года. Издание Российской академии наук. СПб., 1760

* * *

Любопытно, что ни в одной летописи совершенно нет конкретики – кто именно явился той зимой к Константину. Казалось бы, отчего не назвать, отчего не похвалиться или не побранить, но все рукописи упрямо называют их безликим именем «некие» и точка.

Предположений два. Профессор В. Н. Мездрик считает, что это были племена с юга, испугавшиеся монгольского нашествия, а академик Ю. А. Потапов указывает, что посольство, дескать, пришло с севера, от изнывавших под тяжестью немецкого ига диких племен эстов, ливов, лэттов, семигаллов, эзельцев и куронов. Это звучит более логично, но определенные шероховатости все равно остаются.

Позволю себе внести маленькое уточнение, после чего все немедленно встанет на свои места. Под «некими» подразумеваются вовсе не послы прибалтийских племен. Это были разведчики Константина, которые пришли доложить о том, что все сделано, определенная подрывная работа проведена, народ, благодаря нашим усилиям, готов подняться в любой момент, словом, «Иди и владей».

Если только допустить эту небольшую добавку, то все сразу становится на свои места. Пимен их не называет, чтобы не выдать, хотя при этом я вполне допускаю, что он хорошо знает их имена. Называть же вымышленные он не хочет, не желая отнимать у героев заслуженную славу. Потому он и ограничивается неопределенным «некие». Филарет же, которому на эти этические проблемы наплевать, имен их не знает вовсе, потому и вынужден повторять Пимена.

Кстати, именно этим и объясняется упоминание крови на договоре. У Пимена это не более чем красивое литературное преувеличение, в то время как Филарет воспринимает данный изыск всерьез и преподносит его уже в преломлении через призму своей неприязни к рязанскому князю.

Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности. СПб., 1830. Т. 3, с. 46.

Вся наша жизнь – игра азарта…

Кто стасовал, кто чем пошел…

Одна невыгодная карта —

Источник горести и зол.

Лопе де Вега

– Извини, Слава, это у меня нервное. – Константин вытер выступившие слезы и пояснил: – Я сегодня такую славную дезинформацию во всех грамотках запустил, дескать, ворог на юге страшенный объявился, сбор скомандовал, а к вечеру мое вранье неожиданно правдой оказывается. Наверное, не зря люди говорят: «Не буди лихо, пока оно тихо». Так что с татарами? Есть сведения?

– Купец один остановился в Булгарии. Вот оттуда нарочного и прислали. Тебя не было, вот я и взял на себя наглость прочесть. А как узнал, то тоже сбор объявил, правда тренировочный, чтоб народ не мандражировал.

– Не понял я что-то. Ты по порядку можешь?

– Могу. В послании говорится, что Чингисхан направил свои тумены, которые возглавили Субудай-багатур и Джэбэ-нойон, в сторону Кавказа якобы на поиски Муххамед-шаха. Это если кратко. Причем направили их аж позапрошлым летом. Значит…

– Ну ты меня и напугал, – облегченно вздохнул Константин. – Они еще по Ирану с Кавказом будут не меньше двух лет лазить, и потом там же Стоян с отборным полком стоит под Азовом. От него никаких известий не было?

– Нет.

– Значит, все в порядке. История идет по запланированному, а правильнее сказать, по старому официальному варианту, то есть ожидать их появления надо не раньше весны 1222 года.

– А если они все-таки уже перешли хребет? – усомнился Вячеслав.

– Тоже ничего страшного. В любом случае времени у нас куча. Дело в том, что они в этих степях целый год проведут. Помимо алан, точнее, ясов, они еще и половцев по степи гонять будут, а потом, зимой уже, набег на крымские города устроят.

– Наш пострел везде поспел, – хмыкнул воевода. – А там они чего забыли?

– Да то же самое, что и везде, – добычу. Потом, по весне, опять в степь вернутся.

– Я так понял, что весной излюбленная монгольская забава – это охота. Только вместо зайцев у них половцы.

– Правильно понял. Конечно, полк Стояна внесет кое-какие коррективы. К тому же в тот раз половцы поддались на татарские уговоры и предали алан, а теперь все будет по-другому.

– Почему? – не понял Вячеслав. – Ты воспитал своего шурина и он стал искренним и честным?

– Нет, я ему отправил письмо, где рассказал ему все его будущее, угаданное якобы моим прорицателем, а в конце добавил, что великий шаман уговорил судьбу и она может измениться, если сам Данило Кобякович поступит иначе и не станет предавать алан.

– Думаешь, послушается? – усомнился воевода.

– Шурин все-таки, – пожал плечами князь. – Тем более что у него должок передо мной за побитого Юрия Кончаковича. Словом, все эти коррективы тоже в нашу пользу, то есть еще больше задержат татар. К тому же надо дожидаться, пока хан Котян самолично приедет в Киев на поклон к русским князьям. И пока его там не будет, пытаться что-либо сделать глупо.

– А если они раньше…

– Никаких «если», – раздраженно перебил Константин. – Мы все спокойно успеем – и разобраться с Прибалтикой, и двинуться потом на юг. Напоминаю, что сейчас заканчивается лето шесть тысяч семьсот двадцать восьмое и с первого марта начнется двадцать девятое, то есть тысяча двести двадцать первый год. В прежней официальной истории битва на Калке произошла тридцать первого мая, но по одним летописям – в двадцать третьем году, а по другим – в двадцать четвертом. Причем последняя дата указана в подавляющем большинстве летописей.

– А на другие годы они не ссылаются? Например, на двадцать второй? – хмуро осведомился Вячеслав.

– На другие годы они ссылаются, но никак не на двадцать второй. В Густинской и Никоновской говорится, что это случилось в двадцать пятом, а в Рогожинской и вовсе указан двадцать шестой. Разумеется, мы будем отталкиваться от самого раннего года, – успокоил он друга.

– И на том спасибо, хотя я все равно бы погодил с Прибалтикой. Ну, чего нам распыляться? Горит она, что ли? Опять же сам говорил: второй фронт, римский папа… Оно нам надо? Или ты решил угодить новоявленному царю и начать его правление с победоносной войны? – не удержался он от подковырки. – Кстати, а какого черта ты здесь, в Рязани, а не на коронации своего разлюбезного галицкого князя? Или она уже успешно завершилась и Мстислав I уселся на престол?