Тут он прав, я всегда считала, что это перебор.

– Вы, собаки и кошки, тоже были их жертвами. Вспомни, они же систематически вас кастрировали, чтобы вы не досаждали им своим естественным желанием размножаться. Они запирали вас в квартирах, где вы чувствовали себя, как в тюрьме, просто чтобы вами забавляться.

В чем-то он прав. Помню проклятые дверные ручки, ограничивавшие возможность моего перемещения по квартире. А потом меня запирали! Никогда не понимала, как Натали смеет так меня оскорблять!

– Они притворялись, что делают все это во имя любви к своим ненаглядным домашним питомцам.

И это в точку.

– Поверь, Бастет, с какой стороны ни возьмешься за «человеческую проблему», при всем желании не найдешь оправдания их дальнейшему существованию. Они – настоящие паразиты, существа, причиняющие нестерпимый вред всем остальным формам жизни на этой планете.

Точно так же выступал прокурор на затеянном свиньями процессе.

– У всех нас есть к людям нарекания, – отвечаю я, – но позволь напомнить, что мы существуем только благодаря им. Ты уверен, что появился бы на свет, если бы не намерение людей производить над тобой те самые опыты? Я сама слышала от родной матери, что родилась и выжила только по воле людей. Даже свиньи в конце концов поняли, что хоть и рождаются, чтобы быть отправленными на мясо, но вообще не родились бы, не будь на то воля людей.

– Я предпочел бы родиться свободным, на природе, без всяких людей, и именно это хочу предложить не только следующим поколениям крыс, но и всем прочим живым тварям, в том числе кошкам, с которыми, не скрою, я могу рано или поздно найти общий язык, при том условии, что они признают наше верховенство.

– Помнится, ты уже предлагал такое подчинение коту породы сфинкс с водокачки. Это кончилось для него бесславно…

– У сфинкса не было твоей харизмы. Он тебя предал, чем вызвал у меня подозрение. Раз он был способен предать своих сородичей, значит, предал бы кого угодно, а крысу и подавно. Я отнес его к категории нестойких натур. Тебе это должно быть понятно, Бастет, тебе наверняка попадались нестойкие подчиненные.

Еще бы!

– Да, нам приходилось воевать друг с другом, Бастет, но ты должна знать, что я отношусь к тебе с большим уважением. Я считаю тебя достойным противником, под стать мне самому. Поэтому, кстати, я согласился на эти переговоры.

– Благодарю. Должна признаться, что я столь же высокого мнения о тебе, Тамерлан.

Я внимательнее к нему приглядываюсь. Честно говоря, его красные глаза вселяют страх. А чего стоит этот отвратительный хвост – длинный и тонкий!

Вспоминаю, как он хлестал им меня по морде с целью ослепить.

– Могу я считать, что мое предложение принято? – спрашиваю я.

– Я бы мог его принять относительно кошек, но не людей. Я слишком их ненавижу, чтобы отпустить.

Проклятье! Снова-здорово!

– Они не заслуживают такой лютой ненависти, – говорю я.

– Нет, заслуживают.

– Почему?

– Ответь мне на такой вопрос, Бастет: что такого есть в людях, что могло бы внушить нам хотя бы каплю восхищения?

Тут надо схитрить.

– Наверное, я недостаточно с ними прожила, чтобы тебе ответить. Это еще одна причина, почему мне хочется остаться при них.

– Они должны исчезнуть, как динозавры. Мы можем достигнуть согласия друг с другом, но не с ними. Сама видишь, ты не сумела ответить на мой вопрос.

Что в людях может вызывать истинное восхищение?

В голове у меня теснится куча ответов, но я чувствую, что они не годятся и Тамерлан с легкостью их опровергнет. Я пытаюсь сменить тему, чтобы перейти в наступление лично на него.

– Долг императора – держать свои эмоции в узде. Злопамятство – это слишком легко, а милосердие – сложное, требовательное чувство.

– Предлагаешь прощать? Нет, это для слабаков и трусов. На вопрос о вероятности прощения людей и позволения им разбежаться я отвечаю: никогда!

Я невольно озираюсь на распятых кошек, выставленных напоказ нарочно, чтобы меня напугать. Разве я сама смогу ему это простить?

Ответ ясный и безоговорочный: нет. Но моя неспособность прощать не должна помешать моей проповеди о милосердии.

– Как говорила моя мать, серьезные переговоры всегда продвигаются с трудом. Если переговоры идут легко, значит, одна сторона дурачит другую.

– Твоя мать была мудрой кошкой. Меня лишили счастья знать свою мать, я родился в лаборатории. Но я слушаю: какие у тебя еще предложения?

– Предлагаю мой летательный аппарат: это дрон, он управляется через систему Bluetooth с USB-подключением. Ты сможешь летать, как я. Я оставлю его тебе, если ты пощадишь хотя бы не всех людей, а только тех, кто укрылся в башне Свободы. Всех остальных ты можешь убить, если тебе так хочется.

Тамерлан задумывается, потом спрашивает:

– Сколько в башне людей?

– Сорок тысяч, плюс восемь тысяч кошек и пять тысяч собак.

– Куда вы пойдете?

– Еще не знаю. Как можно дальше отсюда. После этого ты сможешь учредить и укрепить свою империю. Манхэттен станет твоей столицей. Ты сможешь расположиться в самом высоком небоскребе – башне Свободы, вместо того чтобы ее обвалить. В твое распоряжение перейдут компьютеры, с их помощью ты сможешь объединить крыс других стран. Твою власть уже никто не сможет оспорить.

– А что потом?

– Потом ни у меня, ни у людей не останется выбора: мы станем вассальными народами и будем приумножать твою славу. Люди предоставят тебе свои технологии.

Он опять задумывается, а потом говорит:

– Предлагаю тебе пройти испытание. Если пройдешь, я продолжу этот разговор с еще бóльшим желанием пойти тебе навстречу, даже смогу начать рассматривать вопрос о помиловании людей.

Тамерлан снова стал главным на переговорах.

– А если не пройду?

– Тогда ты умрешь, а я постараюсь выстроить империю без человеческих технологий. Более того, я откажусь от РЭОАЗ. Собственно, умения обращаться с огнем и с артиллерийским порохом должно хватить для торжества моей гегемонии.

Я пытаюсь перехватить инициативу:

– Может, заменим испытание игрой? Например, партией в шахматы? Пока мы плыли через Атлантический океан, я научилась этой игре. Давай померяемся силами в шахматах, идет?

Он качает головой.

– К сожалению, я не умею играть в шахматы.

– Хочешь научу?

– Не хочу.

– Тогда, может быть, устроим бой?

– Нет, я быстро одержу победу, ты слишком медлительная.