— Чего я хочу? Только справедливости.

— И в чем же, позвольте узнать, заключается ваша справедливость? — задал он вопрос и сам же на него ответил: — В том, что этот проходимец сначала охмурил мою дочь, затем свозил в Париж только для того, чтобы добиться влияния на спикера? Я ведь предупреждал тебя, что этим все и закончится.

— Прекрати, папа! Да будет тебе известно, что твоя легкомысленная дочь сама повисла у него на шее…

— И поступила глупо и опрометчиво, — закончил он за нее. — По твоему жениху и его благотворителям давно решетка плачет. И если бы он не был защищен депутатской неприкосновенностью, давно бы отбывал свой срок в местах не столь отдаленных.

— Ты говоришь это только из ненависти к нему!

— Я это говорю, основываясь на достоверных фактах! — он сжал губы и постарался успокоиться. — Хорошо, если у нас с тобой пошла такая беседа, я постараюсь тебе кое-что объяснить.

— Надеюсь, ты будешь объективным и непредвзятым.

Хоттабыч пропустил последние слова дочери мимо ушей.

— Закон о приватизации нужен вовсе не твоему Пантову, а местным олигархам, которые дают деньги на его избирательную кампанию и поддерживают фракцию предпринимателей в думе. А в думу на новый срок Михаилу Петровичу ох как нужно попасть! Потому что уголовных грешков за ним — великое множество. Сутенерство, контрабанда, подтасовка избирательных бюллетеней…

— Я не верю ни одному твоему слову. Впрочем, — после недолгой паузы тяжело вздохнула она, — это не твои слова. Это слова Агейко!

— Ты слепа, дочь! — развел руки спикер. — Делай как знаешь. Только не забывай, что у тебя еще есть Филька.

Он вышел из кухни. Эдита, закрыв лицо ладонями, громко разрыдалась. Она не понимала, кто ее обманывает — отец или Пантов. Но то, что ей кто-то лжет, она чувствовала.

«Я ведь тебя, сука, все равно бы нашел. Даже если бы ты удрал не во французский легион, а в какой-нибудь африканский», — вспомнил Бобан слова боевого товарища, когда Евнух открыл дверцу его машины. Что мог ему ответить Борис Бобин? Что, завербовавшись, искал смерти? Он лишь положил руки на руль и опустил на них голову.

…Наутро он понял — он умирает. Ему становилось все хуже и хуже. Но, заставляя себя не обращать внимания на боль, он даже обрадовался тому, что все мучения вот-вот останутся позади. Он надолго терял сознание и приходил в себя минут на десять. Пытался приподнять голову и оглядеться, но снова проваливался в темноту. Последнее, что он запомнил, — два человека взяли его за ноги, стащили на носилки и бросили в машину. В сознание он пришел только через трое суток и первое, что увидел, — не закопченные своды полевой палатки, а возмутительно белый потолок.

— Мы тебя все же выцарапали у той, что с косой, — улыбнулся ему сержант, командир подразделения. — Теперь выздоравливай — и в строй.

Но когда он окончательно оклемался и приехал в расположение батальона, его вызвали в штаб и спросили: «Хотите продолжить службу?» — «Нет, наслужился. Спасибо за все». Ему безропотно отдали вещи, паспорт и триста сорок долларов, которые набежали, пока он валялся на госпитальной койке.

Со своим одноклассником Вовкой Неароновым он встретился случайно, уже в России, и тот, с завистью оглядев мускулистую фигуру Борьки Бобина, предложил ему работу в качестве телохранителя у депутата Пантова. О том, что ему пришлось пережить за последний год, бывший воин-десантник и французский легионер не рассказывал никому.

И вот неожиданная встреча с Евнухом.

Он приподнял голову и посмотрел в глаза бывшему товарищу:

— Что ты хочешь от меня? Ну, убей…

— Нет, друг, смерть — самый легкий выход из положения. Месть должна быть равноценной.

— Я же хотел, чтобы ты жить остался…

— А мне показалось, что ты спасал свою шкуру.

— Думай как знаешь.

— Тогда нам нужно встретиться где-нибудь в укромном местечке и поговорить — с чувством, с толком, с расстановкой.

То, что Бобан выглядел физически крепче и сильнее Евнуха, было очевидно. Но то, что Евнух славился быстрой смекалкой и аналитическим умом, знал каждый боец в их разведывательной роте. Конечно, предполагал Бобан, Евнух не будет с ним состязаться в силе, а непременно придумает что-нибудь, от чего кровь в жилах стынет, даже у него, многое повидавшего за свою недолгую жизнь Борьки Бобина. Но он не хотел выглядеть трусом. К тому же свой ход он уже сделал.

— Говори, где и когда? — ответил он.

— Я тебе позвоню. Надеюсь, ты не собираешься завтра же увольняться с такой выгодной работы?

Он хлопнул ладонью по его руке, как они всегда делали перед операцией в Чечне.

— Не мели глупостей. Страшнее того, что с нами произошло, уже не будет.

— Страшнее того, что произошло со мной, — поправил Евнух и, как будто боясь обжечься, отдернул руку от Бобана. — Пока ты своим концом расписывался с Кляксой в доме отдыха, я мочился через трубочку и сгорал от жажды мести.

Он с силой захлопнул дверцу машины, показывая, что разговор закончен, но тут же снова повернулся к нему:

— И вот еще что. Прошу тебя, не как бывшего друга, а как человека: оставь Кляксу в покое. И ты, и твой начальник. Ей не нужны больше его букеты.

— Хорошо, — кивнул Бобан. — Я больше не приеду.

Денис Карлович Бурмистров в недоумении повертел в руках конверт с пятью сургучовыми печатями. На лицевой стороне отправления был изображен малыш с несколькими надувными шариками и сделана типографская надпись: «Поздравляем с днем рождения». В нижнем уголке конверта, где обычно указывается обратный адресат, синел прямоугольный штамп фирмы-отправителя — «Заказные услуги». Еще один штамп «Заказное», который стоял на самом верху, показался Денису Карловичу слишком огромным и зловещим.

Банкир достал из кармана коробочку с золотой ковырялкой, заметно волнуясь. «Странно, — подумал он, — очень странно. Сургуч, которым почтовые работники давно уже не пользуются. Нелепое поздравление и абсурдное название фирмы, о которой я не имел никакого представления. Да и почему секретарша сама не вскрыла письмо, как это всегда делалось при получении банковской корреспонденции, а принесла его нераспечатанным сразу мне?»

— Откуда это, Настя? — Денис Карлович поднял глаза на секретаршу.

— Принес посыльный. Дождался, чтобы я его зарегистрировала, как заказное, и попросил, не распечатывая, вручить лично вам в руки.

— А как выглядел этот посыльный?

— Обыкновенный мальчишка-подросток, которые обычно подрабатывают на почте. Да он не первый раз доставляет к нам заказную корреспонденцию.