Клеймо означало, что их оскопили в бараках на побережье материка. Рабов предназначали для продажи в Китай — император воспретил ввозить черных невольников, способных осквернить чистоту потомства его народа. Потери из-за грубой хирургии и прижигания были очень велики, но цена таких рабов удваивалась.

Покупатели с кораблей, стоящих в гавани, осматривали товар и торговались с продавцами в длинных, до щиколотки, халатах и в черных накидках на голову. Хэл протолкался сквозь их толпу и углубился в переулки на дальней стороне саука.

Хотя в последний раз они побывали здесь двадцать лет назад, Аболи безошибочно вывел их к тяжелой двери из африканского красного дерева, выходящей на шумную улицу. Дверь была усажена металлическими гвоздями и украшена резьбой: текстами из Корана и исламскими орнаментами, в которых не было ни одной фигуры человека или животного — такие изображения здесь считаются язычеством. На звонок колокольчика ответил черный раб в длинном черном балахоне и тюрбане.

— Салям алейкум. — Он коснулся груди и губ и приветственно поклонился. — Мой хозяин знает о вашем приходе и хочет оказать вам гостеприимство. — Он осмотрел небольшую группу сопровождающих Хэла. — Ваших людей ждет угощение.

Он хлопнул в ладоши, и другой раб увел моряков, а Хэл вслед за первым рабом прошел во двор, где плескал фонтан и аромат цветов перебивал зловоние улицы.

В первые мгновения Хэл не узнал чудовищную фигуру, возлежавшую на груде подушек в тени у фонтана. Он опешил, но потом разглядел в разбухшем лице черты человека, которого когда-то знал.

— Салям алейкум, — поздоровался с ним Уильям Грей, консул его величества в султанате Занзибар.

Хэл едва не ответил на том же языке, но вовремя сдержался. Грею незачем знать, что он бегло говорит по-арабски. Вместо этого он сказал:

— Боюсь, я ни слова не знаю на этом басурманском языке, сэр. Мне сказали, вы англичанин. Разве вы не говорите на христианских языках?

— Прошу прощения, сэр. Виновата привычка, — обворожительно улыбнулся Грей. — Я Уильям Грей, полномочный представитель его величества при Оманском султанате. Прошу прощения, что не встаю поздороваться с вами.

Грей небрежным жестом показал на свое изуродованное тело и огромные слоноподобные ноги, покрытые мокнущими язвами. Хэл узнал признаки водянки.

— Пожалуйста, садитесь, сэр. Я ожидал вашего появления с тех пор, как получил сообщение о вашем прибытии в гавань.

— Добрый день, сэр. Капитан Джон Блэк, к вашим услугам.

Хэл помнил, что Грей вероотступник, принявший ислам. И подозревал, что перемена веры у этого человека объяснялась соображениями выгоды, а не религиозными убеждениями.

Очевидно, Грей не помнил Хэла и не узнал его; можно было надеяться, что и не узнает. Хэл рассчитывал на это, называя Грею вымышленное имя, — важно, чтобы пираты не подозревали, кто он на самом деле. Двадцать лет назад Хэл заслужил у арабов прозвище Эль-Тазар, Барракуда, за свои морские походы, во время которых он сеял ужас среди исламского флота; это было в Эфиопскую войну на Африканском Роге. И если он хочет приманить Джангири и заставить его напасть на себя, враг не должен заподозрить, кто на самом деле ему противостоит.

Хэл сел на принесенные для него подушки.

Появилась рабыня с подносом, на котором стояли две серебряные кофейные чашечки, и другая — с высоким серебряным котелком на жаровне.

Обе рабыни — молодые, стройные, с тонкими талиями.

Грей наверняка заплатил за каждую не меньше двухсот рупий.

Хэл помнил, что Грей сколотил изрядное состояние на торговле рабами, на продаже торговых лицензий и на комиссионных от султана. Во время их последней встречи он пытался заинтересовать Хэла обоими предложениями. Хэл предполагал, что этим его гнусная деятельность не ограничивается, и не питал никаких иллюзий относительно честности и нравственности этого человека. Вполне вероятно, что он поддерживает связи с Джангири и другими ему подобными.

Одна из девушек склонилась перед Греем и налила в чашечки горький черный напиток, вязкий, как мед.

Грей небрежно погладил ее по руке, как ласкают домашнюю кошку; золотые кольца и перстни с драгоценными камнями утонули в белой распухшей плоти его пальцев.

— Благополучно доплыли, капитан?

— Не обошлось без приключений, — ответил Хэл.

Грей, должно быть, уже знал о состоянии «Серафима» и просто искал подтверждений.

— Мы вышли из Бомбея в составе конвоя еще с двумя кораблями достопочтенной Ост-Индской компании и у побережья Мадагаскара попали в страшную бурю. Один из кораблей затонул со всем экипажем, а у нас сильно пострадали корпус и оснастка. Вот главная причина захода в ваш порт: первоначально у меня не было такого намерения.

— Жаль слышать о ваших неприятностях, — сочувственно покачал головой Грей, — но я благодарен за то, что вы и ваш прекрасный корабль навестили нас. Я бы хотел быть вам полезным и снабдить всем необходимым.

Хэл сидя поклонился и подумал: «Несомненно, по двойным ценам и с большими комиссионными».

Он дивился тому, как изменили Грея возраст и болезнь. В их последнюю встречу Грей был молод и энергичен, а теперь облысел и отрастил седую бороду.

Глаза у него подслеповатые, слезящиеся, и от него пахнет смертью.

— Спасибо, сэр. Благодарен за предложение, в особенности потому, что везу необыкновенно ценный и политически важный для его величества короля Вильгельма груз.

Грей заворочался всем разбухшим телом, и в его глазах вспыхнула искорка интереса.

— Как прямой представитель его величества в этих краях, — сказал он, — могу я осведомиться о характере этого груза?

Хэл резко втянул воздух и принялся разглядывать пестрых рыб, плававших в воде фонтана. Он задумчиво потер виски и сделал вид, что размышляет о благоразумности такого поступка. Наконец он вздохнул.

— Как представителя его величества, — сказал он, — вас следует поставить в известность.

Он снова помялся, потом как будто окончательно решился.

— Я должен перевезти дар, который Аурангзеб, император Индии из династии Моголов, посылает королю Англии в честь коронации.

Грей приподнялся на локте и уставился на Хэла.

Глаза его алчно блеснули. Он попытался скрыть эту свою алчность, но мысль о царских подарках, о даре одного повелителя другому, наполнила его почти религиозным благоговением.

Династию Моголов основал Бабур, который, в свою очередь, был прямым потомком Тимура и Чингисхана. Его отец, Шах-Джахан, построил знаменитый Тадж-Махал, усыпальницу своей любимой жены. Государство Моголов — самое богатое и могущественное на всем Востоке. Какова же ценность даров такого могучего императора?

Хэл понизил голос почти до шепота:

— Губернатор Бомбея, которому был доставлен дар, сообщил мне, что в него входит набор изумрудов — двадцать совершенных камней величиной с незрелый гранат каждый. — Грей негромко ахнул и с трудом начал дышать снова, а Хэл продолжал: — Губернатор Ангиер подтвердил, что эти камни стоят пять лакхов рупий.