— Наверное, нужно будет найти пустую квартиру и поселиться там. Сейчас многие валом валят из город — можно взяться разносить рекламу по подъездам, втыкать квитки в щель между дверью и дверной коробкой. Через неделю — пройтись по этим подъездам и посмотреть, откуда эту рекламу не убрали. Если еще через неделю квиток будет на месте, можно заселяться и менять замки. Все равно с моей способностью меня не найдут, даже когда я усну. Вызвать мастера, который вскроет дверь, описать ему обстановку в квартире, которую увижу через окно, дать сфотографировать паспорт…

— Ты точно считаешь воровство аморальным? Ты только что взлом описала, — покачал я головой.

— Ну-у… Иногда я действительно питаюсь краденным… Беру йогурты всякие, готовую еду… Но мне очень стыдно, поэтому я стараюсь этого не делать. Будешь свои ножки?

Прежде, чем я ответил, Анжела уже запустила свою лапу в ведро.

— Еще раз спасибо, ты прямо выручил…

— Я не разрешал тебе брать мою порцию. Мало того, что ты развела меня на еду, так еще и запускаешь лапу в мое ведро. У тебя есть совесть?

— Эта картошка была самой вкусной за последний месяц. Ты… ты ангел. Как тебя зовут, кстати?

Я впился зубами в ножку. Корочка из панировки хрустнула на зубах, во рту оказалось горячее и сочное мясо. Действительно вкусно. Не слишком здоровое питание, но слишком вкусное, чтобы не заходить сюда. А уж этот томатный соус… М-м…

Мне удалось съесть только две ножки, в то время как худенькая маленькая Анжела съела остальное. Я даже не заметил, как опустел контейнер с моей картошкой и пропали нагетсы.

— На этом все, — мрачно, но твердо сказал я. — Теперь мы расходимся. Я иду по своим делам, ты идешь к черту.

— Ты грубый, — погрустнела Анжела. — Но я не злопамятная и все еще не против побывать у тебя в гостях.

— Я тебя потом оттуда выселить не смогу. Суй в двери свои рекламки и считай, что сегодня была разовая помощь бездомным.

Я вытер губы, руки, скомкал салфетку и бросил на стол. Поднялся, дошел до выхода и толкнул тугую дверь. Надеюсь, она не последует за мной, так как это преследование окончательно перестало быть забавным.

Звучный рев раздался совершенно неожиданно. Я рефлекторно дернул бинт под кофтой, и только потом уставился на гиену трехметровой высоты, внезапно появившуюся в сорока метрах от меня. Монстр очутился здесь совершенно внезапно — две секунды назад это место было совершенно пусто, а бесшумно спрыгнуть с девятиэтажки он бы не смог.

— О черт… — выдохнула Анжела из-за спины. Но мне уже было плевать на прилепившуюся невидимку — теперь у меня была совершенно другая проблема.

Монстр очутился прямо на дороге. Водители, ехавшие прочь от твари, давили на педали газа: визжали шины, машины шли юзом, но люди успевали скрыться. Машины, направлявшиеся в сторону чудовища, резко останавливались. Водители пытались развернуться, либо блокировали двери, будто думали, что гиена, которая способна когтем пробить лобовое стекло, попробует потянуть ручку на себя.

— У тебя же есть невидимость, — отстранненно заметил я, лихорадочно прикидывая, куда бежать и где прятаться. — Ты же искатель, Анжела. Цвет нации, супергерой и прочее в одном флаконе. Разве у тебя нет при себе оружия? Разве ты не сражалась с кошмарами на этих ваших островах?

— Я… я н-не могу ничего сделать против этой собаки с моей с-способностью.

— Ну разумеется, с таким-то на-на-настроем.

Убегая, люди вели себя тихо. Наверное, только в кино прохожие пытаются отпугнуть трехметровое чудище хоровым воплем. В реальной опасности люди предпочитали страдать от ужаса молча, не привлекая внимания.

Анжела подхватила меня за локоть и потянула в сторону КФС. Правда, чтобы сдвинуть меня с места, понадобилась бы рота таких Анжел.

— Дурак, очнись уже! Нужно бежать!

Лицо Анжелы было белым от страха, а тоненькие пальчики с облезлым лаком на ногтях впились в мой бицепс хваткой утопающего. Что случилось с уверенной в себе девушкой, которая преследовала меня на протяжении всего пути до дома, капая на мозги? Она же штурман своего личного острова, покоритель воздушного пространства!

— Беги обратно в здание.

— Н-нет…

Тратить время на уговоры я не стал, хочет приключений — будут ей приключения. Я нацепил маску, перехватил девушку за плечо и потащил вперед, к монстру.

Не то что бы я считал себя героем. Просто вокруг были люди, обычные люди, которые точно ничего такой собаке противопоставить не смогут. А я — смогу.

— Эй! — заорал я, пытаясь привлечь внимание чудища.

Несмотря на габариты, монстр действительно был напуган до дрожи. Понимаю — когда я проснулся на островах, тоже чувствовал себя не слишком хорошо. А если бы меня вовсе посреди дня туда выдернули, я бы поседел, наверное.

В общем, вместо того, чтобы нападать на людей, тварь желала сбежать, и ее взгляд уже нашарил ближайший переулок, откуда не рычали большие железные штуки, где не было слепящего глаза ненавистного солнца.

И чудище сбежало бы, а я его не догнал, не спалив свой облик перед девчонкой и случайными свидетелями, если бы не кухонный нож, который я достал из-под штанины и швырнул в нос гиены.

Гиена дернула мордой и нож попал в нос рукоятью: обидно, но безвредно. Другое дело, что даже такая простенькая атака переключила ее внимание на меня, и мир для Кошмара снова стал простым и понятным. Гиену атаковала мелкая букашка, а значит, нужно ударить в ответ.

Я рванул дальше по улице. Неподалеку от КФС была заброшенная стройка, где все давно заросло полынью и пыреем. Там точно нет камер, и это идеальное место, чтобы избавиться от монстра.

План был шикарен, но я не учел нюансы: гиена была куда быстрее, чем я думал: монстр разогнался, прыгнул и приземлился перед нами, полностью блокируя путь. Пришлось сворачивать в переулок, тесноватый для прыжков.

Девчонка не отставала, хотя временами мне казалось, что она не касается ногами земли, а летит за мной. Увы, нашей скорости было недостаточно: рычание раздавалось все ближе.

Поэтому я закинул девчонку на плечо и потащил, как мешок картошки. Нести назойливую прожору оказалось гораздо легче и быстрее, нежели тянуть за собой.

Меня не заботило, кем меня посчитают те, кого я спасаю — дурачком, искателем, или храбрым самоубийцей. Главное, что снимать наш забег никто не стал — любой, кто видел меня