смеётся, чувствуя, как его сильные руки базируются в разных местах: одна крепко обвивала талию, а другая — шею, чуть приподнимая кистью подбородок.

— И почему я не сделал с тобой этого раньше?

Его рык становится последним звуком перед полным отключением разума.

Темнота полностью окутывает покои, небо окрашивается в тёмно-синий цвет. Наступает время душ.

— Твои глаза видели лишь Кристайн, — едва шепчет она, рвано втягивая воздух, когда он одной рукой сдавливает шею, а второй исследует такие манящие изгибы её тела.

— Верно, ты опоила меня чем-то, раз свет сошёлся клином на тебе…

— Тогда, чтотысделал со мной?

В ответ он крепко сжимает бедро. Неважно, что он сделал, куда важнее и главнее — что сделает в ближайшую ночь. Её глухой стон провоцирует его. Видар резко разворачивает Эсфирь, грубо впечатываясь в губы ведьмы голодным зверем, царапая хрупкую кожу щетиной.

Та энергия, те тёмные искры, что исходили от неё хотелось подчинить себе. Вместе с ней. Целиком и полностью. А она охотно шла на поводу, зарывшись пальцами в чёрных волосах, что так ядовито блестели в контрасте с бледной кожей. Эсфирь казалось, что если он перестанет сжимать её в объятиях, то она разучится дышать, земля попросту разверзнется, и Хаос утащит её обратно в ту темноту, из которой породил.

— К демону твоё платье! — не разрывая поцелуя, властно шепчет он.

Она не успевает даже моргнуть, как лоскуты чёрной ткани осыпаются к ногам.

— Мечтал это сделать с первого дня? — хитро щурится Эффи, а затем тихо шевелит губами, ведя пальчиками. Испорченная одежда и украшения с её тела исчезают. Остаётся лишь обсидиановая лилия в ярких волосах.

— А ты мечтала, чтобы я сделал это? — тяжело дыша спрашивает король, опускаясь перед ней на одно колено, попутно отшвыривая камзол.

Он склоняется, оставляя горячий поцелуй чуть левее колена девушки, пока левая рука поглаживает внутреннюю сторону бедра. Мокрые поцелуи прокладывали себе дорогу вверх, к талии, а вместе с тем, мучительно медленно, поднимаются и пальцы.

Стоит губам коснуться манящего изгиба талии, как громкий возглас срывается с губ Эсфирь.

— Тише, инсанис, тише, — мурлычет Видар, поднимаясь выше и целуя грудь. — Дыши глубже, мне нравится слушать твоё отсутствующее сердце.

— Возможно, моё реальное сердце стучит так, что рискует быть обнаружено кем-то очень… опасным, — медленно шепчет Эффи, прикрывая глаза от дикого наслаждения, когда его губы перемещаются на ложбинку меж грудей.

— Интересно, мне доведётся когда-нибудь увидеть его?

Видар ловко укладывает Эсфирь на кровать, нависая сверху.

— Несомненно, — хмыкает она, освобождая его от рубашки.

Желание короля чувствовалось каждой клеточкой её очарованного тела.

— Какая нетерпеливая инсанис… — кривовато ухмыляется Видар, блуждая по телу руками.

Оно плавилось, извивалось, заставляло себя вожделеть. И Видар желал её так, что пьянел от ответных ласк не хуже, чем от выдержанной столетиями амброзии.

Изящная рука тянется к пуговицам на брюках, но Видар сам, в считанные секунды, отшвыривает оставшиеся части одежды куда-то в сторону. Страстный поцелуй полностью перетягивает внимание до тех пор, пока её ногти не впиваются в мускулистые плечи, а спина не изгибается от опасного наслаждения им, её королём.

— Не будь такой громкой, инсанис. По крайней мере, не сегодня. Я знаю, что ты — плохая девочка, — сквозь поцелуй шепчет Видар, двигаясь мучительно медленно.

Затуманенный взгляд не видел ничего прекраснее её извивающегося тела; взгляда, подернутого дымкой желания; алеющих волос, рассыпавшихся по белым простыням и… раскрасневшихся щёк нежной кожи.

— Видар! — его имя врезается прямо в сердце, она блаженно прикрывает глаза.

— Смотри на меня, — требует король, целуя каждый пальчик руки, что так отчаянно тянулась к нему.

Он склоняется прямо над ней, восхищенно разглядывая лицо, полное страсти, желания, вожделения и… любви.

Эсфирь мурчит его имя, прикусывает кожу рук, смотря на него самым ласковым и одновременно с тем хитрым взглядом. Она чуть приподнимается, обвивая шею руками, а затем прикусывая мочку уха. Его рык отдаёт в рёбра, равно как и её сладкие стоны взрывают в мозгу все нервные клетки.

— Мой Король… — с губ Эсфирь срывается тихий шёпот, отуманенный страстью.

Видар, на едва различимую секунду, замедляется, словно ему нужно было проверить — реально ли то, что происходит с ним. Очередной сладкий вздох, и он ловко расцепляет хватку ведьмы, находя её губы своими. Углубляет поцелуй, стараясь вдоволь напиться из этих дурманящих пухлых губ. Целует снова и снова. Остервенело. Истосковавшись.

Он зажимает рыжие кудри в кулак, боясь, что она может оттолкнуть его точно так же, как той ночью, на треклятой кухне тётушки До.

Усмехается, проводя языком по нижней губе, поддразнивая, и снова дарит яркий поцелуй, что вспышками звёздного света прокрадывался в самые отдаленные и укромные уголки памяти. Эсфирь лукаво улыбается, прикусывая и оттягивая на себя нижнюю губу Видара. Не только он умеет дразнить.

От нового всплеска эмоций оба теряются во времени и пространстве. Лишь разгоряченные тела и переплетенные души напоминали им о том, что всё происходило в реальности. Что они действительно горели ярким огнём. Что они были вдвоём. Единым целым. Непризнанными родственными душами.

21

Эсфирь резко открывает глаза. Странное чувство сжимает грудную клетку, будто случилось что-то невозвратное, непоправимое. Она хмыкает, фокусируя взгляд на потолке. Там привычно мерцали звёзды. Чуть улыбается, стараясь приглушить внутреннюю нервозность от резкого пробуждения. Эффи сладко потягивается. Почему-то этим утром кровать казалась намного больше и мягче… Насыщенное синими оттенками небо позволяло ярким звёздам складываться в созвездия безумной красоты… а волшебное тёмное небо позволяло глазам отдохнуть от яркой палитры Первой Тэрры. Прямо, как вчера, когда она видела настоящий альвийский свод.

Эффи внимательнее осматривает потолок. На родное Северное Сияние нет и намёка. Реальность резко бьёт в виски.

— Твою мать! — слегка стонет Эсфирь, зажимая руками голову.

— Вчера твои стоны звучали более приятно, — усмешка откуда-то сбоку заставляет её подорваться с кровати, забыв, что из белья на ней обитает внушительное ничего.

Видар сидел, закинув ногу на ногу, у рабочего стола около огромной арки с ниспадающими лианами. Взгляд упорно скользил по карте, а правая рука зажимала перо.

Его сердце до сих пор бешено стучало. Открыв глаза несколько часов назад, он не поверил им. По левую сторону от него, с видом сладкого ангела, сопела ведьма, смешно щуря нос, когда солнечные блики попадали на лицо. Первая реакция — убить её прямо здесь, в кровати. Вторая — осознать, что произошло прошлой ночью и по какой причине она тут. Третья — ярко выругаться. Он не помнил, что именно поспособствовало их ночи, но помнил каждый её взгляд, до сих пор ощущал каждой клеточкой тела,