Ревенко начинала нервничать. Она то и дело поглядывала на часы и озиралась по сторонам. Наконец она не выдержала и вышла из машины.

Ветер ударил ей в лицо. Дождь мелкими струйками стекал по ее роскошным светлым волосам, превращая их в блеклые пряди. Но она продолжала прислушиваться и напряженно глядеть на дорогу.

Когда она уже потеряла всякую надежду, из леса донесся приглушенный звук мотора. Он становился все отчетливее, и вскоре Любаня увидела черный джип с затемненными стеклами. Он ехал ей навстречу.

Ревенко словно приросла к земле, не в силах сдвинуться с места. Метрах в двадцати от нее джип остановился, но из него никто не вышел. Тогда Любаня открыла заднюю дверцу своей «Тойоты», вытащила из машины сумку и бросила ее перед собой на траву. Затем отошла назад на несколько шагов и замерла в ожидании.

Только после этого из джипа вылез крепкий, небритый человек в темных очках. Он подошел к сумке, пнул ее ногой и процедил: «Открой!»

Любаня пошла к нему навстречу, наклонилась и рванула «молнию». Несколько пачек вывалились на траву. Переступив через сумку и пухлые пачки, парень обошел «Тойоту», заглянул в окна машины. Потом с наслаждением закурил сигарету, с хрустом потянулся и пошел обратно к джипу.

Ревенко рванулась за ним, на ходу засовывая деньги в сумку, и успела схватить его за рукав, прежде чем тот залез в джип.

— Где мой сын?! — закричала она. — Где сын?! Говори, подонок!

Уже не владея собой, Любаня вцепилась в парня мертвой хваткой и в бешенстве трясла его, продолжая истошно орать. Парень неловко отбивался, а Любка размахивала сумкой.

— Да отцепись ты, зараза! — Он слегка толкнул обезумевшую Любаню, но та схватила его за волосы.

— Где мой сын?! Где мой сын?!

В своем исступлении она не заметила, как из машины вышел еще один мужик, похожий на первого, только ниже ростом. Он крепко обхватил сзади бьющуюся в истерике Любаню и тихо сказал ей на ухо:

— Не заткнешься — пристрелю…

В доказательство его слов потрепанный Любаней напарник распахнул полу пиджака и продемонстрировал заткнутый за пояс пистолет. Любка затихла. Ее отпустили.

— Ты выполнила только одно условие, — сказал коротышка.

— Я все ваши условия выполнила. Все! — Любка едва переводила дух. — Деньги — вот, — она потрясла сумкой над головой. — Можете не пересчитывать. А что касается мужа…

— Вот именно.

— Я не смогла его найти. Но этим занимаются. Он «заказан». Вы же этого добиваетесь?

— Исполнитель?

— Давид.

Мужики молча переглянулись. Коротышка вырвал у нее сумку, достал мобильник и залез в джип. Его приятель курил, пряча от дождя сигарету в кулаке.

Любка уже вымокла насквозь, ее била нервная дрожь, но она не чувствовала ни дождя, ни холода. По старой привычке она грызла ноготь на большом пальце, вытирая выступившую кровь о манжету.

В джипе опустилось тонированное стекло, и коротышка поманил ее пальцем. Любаня подошла.

— Езжай домой.

— Как домой? А ребенок?!

— Он уже там. Ждет тебя.

— Я вам не верю! — Любка уцепилась за ручку дверцы. — Вы не посмеете… Отдай сумку!

— Остынь, тебе говорят. — Первый парень схватил ее за руку и надавил на запястье. Кисть разжалась, но Любка умудрилась укусить его за плечо. У нее в зубах остался клок кожаной куртки. Парень не выдержал и отвесил ей звонкую оплеуху.

— Вот дура! Позвони домой, к матери своей.

Любка попятилась назад, споткнулась о кочку, ноги заскользили по мокрой траве, она упала. Подхватив длинную юбку, она опрометью кинулась к «Тойоте».

Джип развернулся и поехал к лесу.

Телефон, забытый Ревенко на переднем сиденье, разрывался трелями. Они доносились из открытой машины, и Любка прибавила ходу. К счастью, телефон не умолкал, и, прижав трубку к уху, она плюхнулась в салон.

— Любочка! Да что же это такое! — заверещал пронзительный голос Дины Григорьевны. — Тебя нет дома! Коляшечка приехал ко мне! Боже мой!! Ты бы видела его! Что же это за дача такая? В кого мальчика там превратили! Немедленно свяжись с родителями этого приятеля. В суд на них подать надо!

— Мама, не кричи, пожалуйста, — устало сказала Люба. — Позови Колю.

— Не позову. Мальчик все время плачет! Немедленно приезжай!

— Позови, я сказала! — рявкнула Любаня.

— Мама… — услышала она через несколько секунд. — Мама… это я…

— Сынок! Не говори сейчас ничего, ладно? Жди меня. Я еду к тебе. Слышишь? Я еду!

Любаня нажала на газ и понеслась через кочки и ухабы к шоссе.

Голос сына звенел у нее в ушах, и она неслась по мокрому асфальту, все прибавляя скорость. Ей не терпелось увидеть Коляна, но она почему-то думала о Насте, ее отчаянный крик гнал ее вперед. Дождь хлестал в лобовое стекло, «дворники» едва успевали справляться с потоками воды.

До въезда на Кольцевую автодорогу оставалось метров двести, как вдруг огромная фура, шедшая перед ней, резко затормозила, прицеп понесло влево юзом, и он оказался прямо перед Любаней. Она резко дала по тормозам, но было уже поздно. «Тойоту» закрутило, и она выскочила на обочину, врезавшись со всего маху в опору рекламного щита.

«Коляша, сыночек…» — только и успела подумать Любаня и провалилась в небытие.

На потрепанной «девятке» Быстрицкого Александр Владимирович Клюквин несся в Тверь. Час назад он просмотрел кассету, доставленную ему Сережей. Не доев пельменей, Клюквин сорвался с места, забрал у Быстрицкого ключи от машины и устремился на встречу с кинозвездами, а главным образом с Егором Ильичом Галушко.

Ему удалось беспрепятственно проскочить все светофоры в черте города. Но, миновав развязку Ленинградки с Кольцевой, он был вынужден затормозить.

Шоссе перегораживала здоровенная фура, ее помятый прицеп встал поперек дороги, сквозь возникшую пробку пробивалась машина «Скорой помощи».

Клюквин высунулся в окно и слева от себя увидел искореженную иномарку, впечатавшуюся в мачту рекламного щита. Разбитую машину окружили какие-то люди, спасатели пытались их отогнать, гибэдэдэшники расчищали трассу.

От невозможности что-либо изменить Клюквин просто смотрел в окно. Он видел, как спасатели разрезали железо, как из сплющенной машины кого-то доставали, как медики положили на носилки окровавленное тело. Но его не упаковали в мешок, а просто прикрыли чьей-то курткой.

«Слава богу, живой, — подумал Клюквин о водителе. — Господи, да это женщина!»

Он увидел, как с носилок свесилась прядь длинных светлых волос.

Минут через двадцать Клюквину удалось объехать застрявший фургон, и, включив четвертую скорость, он помчался в Тверь.