Теперь заворчали уже все.

– Я, может, и сяду за тебя, – проворчал Гоблин. – Все-таки, лишний игрок…

– Обойдемся. Ты лучше помоги Соне. Или пусть Дрема поможет тебе. – Ворчание смолкло, только когда мы оказались за пределами слышимости.

Гоблин захихикал. И я тоже. Он сказал:

– Нам с тобой следует пожениться.

– Я слишком стара для тебя. Попроси Чандру Гокхейла, он найдет тебе молоденькую девочку.

– Эти двое ведут себя, точно пара голодных крыс.

Гокхейл и Друпада постоянно были на ножах. Их перебранка пока еще не переросла в драку только потому, что оба были самым серьезным образом предупреждены – победитель «сражения» будет наказан самым жестоким образом.

– Может, один из них убьет и съест другого, – сказала я. – Если повезет.

– Ну, ты у нас и фантазерка.

– Что ты думаешь об этом призраке?

Он пожал плечами.

– Считаешь, что это девушка, да?

– Почти уверен.

– Думаешь, она делает то же самое, что и Мурген, когда он только начинал? Проходит сквозь время и пространство?

– Не знаю. Тут что-то другое. С Мургеном никто никогда его не видел.

– Можешь ты помешать ей делать это?

– Тебя напугало привидение?

– Конечно, но только в том смысле, что, возможно, таким образом она получает какую-то помощь.

– Ох-хо-хо… Я об этом не подумал.

– Так давай подумай, Гоблин. А что там с белой вороной? Может, она и есть эта белая ворона?

– Я думал, белая ворона – это Мурген.

Он, конечно, все прекрасно понимал.

– Мурген здесь, как верный раб Сари.

– Уже не в первый раз Мурген оказывается в одном и том же местечко как бы воспринимая события, происходящие там в разные времена.

– Он говорит, что не помнит, чтобы был этой вороной, – возразила я.

– Может, это потому, что пока он ею еще не был. Может, это Мурген из следующего года или из какого-то другого. – Я не знала, что сказать на это. Такое мне на ум не приходило. А ведь с Мургеном уже случалось прежде что-то в этом роде. – С другой стороны, лично я не думаю, что это Мурген или это отродье.

Он снова растянул губы в жабьей ухмылке. Знал, что я тут же так и взовьюсь.

– Что? Ах ты, крысеныш! Кто же это, в таком случае? Он опять пожал плечами.

– У меня имеется парочка идей, но я пока не готов обсуждать их. Ты получила Анналы. Все, до чего я додумался, можно извлечь из них. – Он захихикал, получая удовольствие от того, что обыграл летописца на его собственном поле. – Ха-ха! – Он завертелся, пританцовывая. – Иди-ка займись вербовкой Нарайяна Сингха. О! Взгляни-ка, кто здесь. Лебедь, ты уже черт знает какой старый для таких длинных волос. Если только ты не собираешься зачесывать их наверх, чтобы прикрывать лысину.

Я подняла руку, сверху вниз указывая пальцем на голову Гоблина. Сколько я себя помнила, у него никаких проблем с волосами не было. Потому что не было волос.

– Что-то у тебя череп стал какой-то перекошенный, – сказал Лебедь. – Наверно, из-за того, что ты стукался головой о множество самых разных столов. – Лебедь поглядел на меня, подняв бровь. – Он что, под кайфом?

– Нет. Просто никак не придет в себя после того, как удирал от твоей приятельницы, которая едва не наступала ему на пятки.

Вопрос Лебедя, однако, косвенным образом навел меня на одну интересную мысль. Тут конопля росла, точно сорная трава. И как это Гоблин с Одноглазым не додумались извлекать из этого удовольствие?

Гоблин без единого слова понял, о чем я подумала.

– Мы травкой не балуемся, потому что от нее голова дурная, – изрек он.

– А от этой буйволовой мочи, которую вы тут варите, нет?

– Ну, это же чистое лекарство, Дрема. Тебе тоже следует попробовать. Очень даже пользительно, когда с желудком нелады.

– У меня чудная диета, Гоблин. Если не считать рыбы и риса.

– Я об этом и говорю. Давай сбросимся, купим свининки… Пусть себе Сари что угодно говорит. Тушеная свинина с бобами, м-м-м…

Мы вместе с Лебедем продолжали медленно двигаться в сторону клетки Нарайяна. Лозан сказал:

– Я готов присоединиться. Не ел свиной грудинки уже двадцать лет.

– Дерьмо, – заявил Гоблин. – Готов присоединиться, говоришь? Человече, у тебя теперь даже имени нет. Ты мертв.

– Я мог бы сбегать во Дворец, пошарить там под матрацем. Не всегда же мне не везло.

– Если не хочешь выходить замуж за меня, Дрема, тогда выходи за Лебедя, – сказал Гоблин. – У него припрятано целое состояние, и он уже слишком стар, чтобы приставать к тебе с… Ну, сама понимаешь… Нарайян Сингх. Оторви свою вонючую задницу и поговори со мной.

– Желание выжить, надо полагать, действует похлеще самого мощного наркотика, – пробормотал Лебедь.

– Наверно, если дожить до возраста Гоблина, – согласилась я.

– Полагаю, это верно в любом возрасте.

– В смысле? – спросила я.

– В смысле, я должен был давным-давно вернуться на север. Здесь мне нечего было делать. Как только с Ножом и Корди было покончено, следовало быстренько смотаться отсюда. Но я не смог. И не только потому, что Душелов выкручивала мне руки.

– М-м-м?

– Я проиграл. Все мы проиграли. Все трое. И даже не сумели сделать это как солдаты в старой империи. Мы дезертировали. Ножа на родине сунули задницей в пасть крокодилам за то, что он обвел вокруг пальца жрецов. Мы все плохо начинали, все трое. Мы с Корди оказались тут, потому что, раз начав бежать, не смогли остановиться. Теперь у меня нет друзей, нет никого, кто вразумил бы меня.

Я не стала сообщать ему, что Нож и Мотер живы и находятся среди Плененных. Только заметила:

– Нельзя сказать, что ты был здесь совсем уж не на своем месте. С тех пор, как ты здесь, таглиосский трон относился к тебе с большим доверием.

– Я – чужак. Из меня сделали «козла отпущения». Все знали, кто я такой, все узнавали меня. Протектор и Радиша просто подставили меня, принимая от моего имени непопулярные решения.

– Ну, теперь им придется поискать кого-нибудь другого.

– Нечего на меня так смотреть. Я не присоединюсь к Черному Отряду, даже если ты пообещаешь выйти за меня замуж и сделать Капитаном. Вы, ребята, обречены.

– Чего ты, в таком случае, хочешь?

– Я? Поскольку я уже слишком стар, чтобы отправиться домой – да и дома-то у меня никакого нет, – я хотел бы делать то, чем мы пытались заниматься, когда только пришли сюда. Открыть маленький пивоваренный заводик и провести остаток своих дней, с его помощью немного облегчая людям жизнь.