По ее щекам текли огромные слезы, и она была так бледна и уже не могла справиться с чувствами.

— Простите, — пробормотал озадаченный Игорь. — Я, право, не хотел…

— Он убит, — прошептала Ирина и махнула рукой. — Убит, да?

Она села на краешек кресла и тихонечко завыла, как раненая собака. Прижав руки к груди.

Игорь не знал, что ему делать. Единственное, что пришло ему в голову, — это налить воды. Что он и сделал. Она благодарно улыбнулась и начала пить — зубы стучали о краешек стакана, и почему-то Игорю снова пришло в голову неуместное сравнение. Как у пьяницы, которого лечат от запоя, подумал он. И еще — стакан ужасно красивой формы. Такой же, как Ирина.

— Что ж, — устало и обреченно сказала та, протягивая ему назад стакан с недопитой водой, — такая карма… Каждый получает то, что заслуживает, правда? Мой черед тоже придет…

И, встав с места, подошла к окну, некоторое время смотрела на медленно падающий снег, а потом обернулась к Игорю. Теперь черты ее лица исказились, повинуясь порыву ярости и злобы, и она выкрикнула:

— Скорей бы все это закончилось!

Люська уже полчаса вертела в руках эту фотографию. Лицо казалось ей ужасно знакомым. Она его знала, этого парня с гривой седых волос и молодым лицом.

Знала очень хорошо…

Только что-то в его облике было не так.

Она поставила фотографию прямо перед собой, налила чай и продолжила тщательный осмотр. Нет, они не были близко знакомы. Но то и дело его физиономия возникала перед ней, хоть и давно это было, ох как давно…

— Когда Женька познакомилась с Панкратовым, — вспомнила она. — Ну да… Именно тогда я его и увидела первый раз. Женька потащила нас в свой дурацкий рок-клуб… На какой-то металлический концерт. Видит Бог, как я сопротивлялась! Для меня ведь что металл, что попеня голимая… Оба продукта перевариваю плохо, с видимым отвращением. Но этот-то тип при чем? Седых там не было.

Не было, согласилась она с самой собой, отпивая чай. И не могло быть… Он был не седым.

«Кудри вьются от лица, люблю Ваню-молодца», — пришло в голову ни с того ни с сего Люське-эстетке, и она даже фыркнула.

А потом прибавилось — и кудри черные как смоль, как ворона крыло…

Ну да.

Она аж подскочила, хлопнув себя по лбу.

— Черт, черт, черт…

Бросилась к телефону и тут же остановилась.

— Получается, что этот парень тусовался где-то рядом с Женькой, — пробормотала она. — Но что это доказывает? Исстыкович-то со своим дружком-клептоманом точно там не бывали… И ничего мое сногсшибательное открытие процессу следствия не приносит. Был человек с длинными черными кудрями — стал седым в дым, в дым… Мало ли таких по белому свету бродит? Я даже имени его не знаю. Только кличка. Беспечный Ездок. Харизматичная была личность, что и говорить… И кажется, у него была девушка. Ну да. Я ее даже помню! Такая стильная, смесь байкерши и хиппи. Как же ее звали-то, Боже мой?

Нет, решила она. Надо все-таки позвонить Ольге. Что-то подсказывало ей, что парень этот мотался вокруг старой квартиры Исстыковича не зря. Не бывает таких совпадений!

«Если удастся все про него узнать, мы хотя бы подвинемся ближе к разгадке», — решила Люська, но звонить не стала.

Быстро оделась и поехала прямо к Ольге в офис.

Пока она ехала, она все вспомнила.

Даже песню, которую он пел тогда, на концерте.

Красив он был так, что даже теперь у Люськи перехватило дыхание.

Высокий, тонкий, весь в черном… Ну как она могла забыть ту историю? И девушку эту — правильно, ее ведь звали Волчицей, и имя было простое такое, но Люське тогда казалось, что даже ее простое имя становится загадочным и каким-то… осиянным. Именно таким. Словно ее внутренний свет переходит на имя.

Таня.

Ее звали Таня.

Люська даже хлопнула себя по коленке кулаком, рассерженная тем, что не вспомнила все это раньше.

И совсем недавно, года два назад, она об этой Тане слышала! Потому что встретила тогдашнюю знакомую, и та, вытаращив глаза, страшным шепотом сказала: «Таньку-Волчицу помнишь? Представляешь, она погибла в аварии! Какие-то придурки-мажоры, пьяные в дым, говорят, не справились с управлением… Но это все фигня, — сказала еще она тогда. — Потому что они это сделали нарочно, понимаешь? Они там с кем-то поспорили…»

Люська даже простонала, вызвав удивление у соседа.

— Вам плохо? — участливо поинтересовался он, седой дядечка. Седой… Как Беспечный.

— Нет, — ответила Люська, стараясь скрыть свое смятение под вежливой улыбкой. — Просто ужасаюсь собственной глупости.

Дядечка подивился ее самокритичности, но молча, ничего не сказав. Объявили нужную Люське остановку, и она быстро рванула к выходу.

Оказавшись на улице, глотнула морозного воздуха и непоследовательно заявила:

— Я гений… Надо же такому случиться! И что теперь с этим делать?

— Как ты?

Женя не сразу ответила на его вопрос. Ей было странно. Как будто она сейчас узнала что-то важное, и еще — ее жизнь и в самом деле теперь станет другой.

Изменилась…

Только теперь все изменилось в лучшую сторону.

— Нормально, — ответила она, отчего-то боясь сказать даже ему правду. — Немного странно звучат слова… Надо привыкнуть, да?

— Надо, — серьезно кивнул он и взял ее ладонь в свою. Бережно притянул к губам и поцеловал. Или — согрел своим дыханием…

Женя улыбнулась.

— Я еще день назад была самым несчастным на свете человеком, — сообщила она. — И вот — все теперь выглядит по-другому… Как будто нет в жизни большего счастья, чем потерять того, кто казался тебе необходимым, как воздух!

Ей показалось, что его лицо помрачнело, и она испугалась.

— Я говорю не о тебе, — торопливо заговорила она. — О своем бывшем муже…

Наверное, ей все-таки показалось, потому что теперь он был совершенно спокоен и улыбался.

— Кстати, ты не рассказывала, что у вас там произошло…

— Слишком тривиально, — нехотя ответила она. — Даже рассказывать не хочется. Стыдно как-то. Дурацкая история, правда!

— И все-таки?

— Он мне изменил, — вздохнула она. — Я думала, что умру. Я даже умирала — четыре дня. А потом справилась. Мне помог мой кот. Понимаешь, человек может позволить себе умереть, если он никому не нужен… А если ты знаешь, что беспомощное животное, целиком зависящее от твоей воли, останется без поддержки… Так что я встала, встряхнулась и взяла себя в руки.

Он молчал.

— Ты считаешь, это ужасно глупо? — спросила она тихо. — Остаться жить из-за какого-то кота?