Кромка леса была в нескольких сотнях метров от них, на вершине холма, но их отделял от нее пологий склон, где было совершенно негде спрятаться. Ближе лесной опушки, на взгорке слева, стоял небольшой, круглый, похожий на часовню павильон; его верхний этаж представлял собой открытую террасу, с которой местные жители, наверное, когда-то любовались панорамой города.

— Бежим, — сказал Уилл, хотя больше всего на свете ему хотелось сейчас лечь и закрыть глаза.

Они выскочили на лужайку; Пантелеймон летел над ними, зорко глядя по сторонам. Но бежать пришлось по кочкам, поросшим высокой травой, и Уилл, снова почувствовав приступ головокружения, вынужден был почти сразу перейти на шаг.

Лира оглянулась. Дети пока еще не увидели их, а может быть, даже не вошли в дом; если они захотят осмотреть все комнаты, на это уйдет время…

Но тут раздался тревожный щебет Пантелеймона. На втором этаже виллы, у открытого окна, стоял мальчик и указывал на них пальцем. Они услышали крик.

— Скорее, Уилл! — воскликнула Лира.

Она схватила его за здоровую руку, помогая ему, таща его за собой. Он пытался бежать, но у него не хватало сил. Он мог только идти.

— Ладно, — сказал он, — до леса нам не добраться. Слишком далеко. Значит, идем в тот павильон. Если закроем дверь, может, продержимся достаточно долго, чтобы успеть сделать разрез…

Пантелеймон метнулся к павильону, но Лира, охнув, беззвучно окликнула его, и он резко затормозил. Со стороны они казались словно привязанными друг к другу: деймон дергал за невидимую веревку, и девочка чуть не падала. Уилл спотыкался в густой траве, а Лира то забегала вперед, то возвращалась, чтобы ему помочь, то опять убегала. Наконец они добрались до мощеной дорожки, которая кольцом окружала здание.

Дверь под маленьким портиком была не заперта, и, ворвавшись внутрь, они очутились в просторном круглом помещении — вдоль его стен, в нишах, стояли статуи каких-то местных богинь. Витая железная лестница в самом центре вела на второй этаж. Нигде не было ключа, чтобы запереть дверь, и они вскарабкались по лестнице наверх. Там оказалось что-то вроде смотровой площадки, предназначенной для того, чтобы дышать свежим воздухом и любоваться городскими видами. Вокруг не было ни стен, ни окон — только открытые арки, поддерживающие крышу. Парапет на уровне пояса был достаточно широк для того, чтобы с удобством на него опереться, а поглядев вниз, они увидели крытую черепицей крышу, по краю которой тянулся водосточный желоб.

Лес темнел совсем рядом, такой близкий и все же недосягаемый; ниже по склону была вилла, а за ней парк и красно-коричневые городские крыши, над которыми, чуть левее центра, высилась башня Ангелов. Над ее серыми зубцами кружили стаи черных ворон, и на Уилла накатила тошнота, когда он понял, зачем они туда слетелись.

Но глазеть по сторонам было некогда: дети уже неслись к павильону, вопя от ярости и возбуждения. Их лидер на секунду остановился, поднял пистолет и не целясь выстрелил два-три раза в сторону павильона; потом дети снова бросились вперед с криками:

— Воры!

— Убийцы!

— Мы убьем вас!

— Отдайте нам нож!

— Вы не из наших!

— Смерть чужакам!

Уилл не обращал внимания на эти крики. Он вытащил нож из ножен и быстро прорезал перед собой маленькое окошко, чтобы посмотреть, где они находятся, но, взглянув туда, сразу же отшатнулся. Лира тоже посмотрела и разочарованно застонала. Они были метров на пятнадцать выше уровня земли, а под ними шумела оживленная городская магистраль.

— Конечно, — горько сказал Уилл, — мы ведь поднялись по склону… Что ж, бежать нам некуда. Ничего не поделаешь, будем обороняться.

Еще несколько секунд — и дети уже начали гурьбой протискиваться в дверь. Их вопли отдавались в павильоне эхом, и это добавляло им жуткости; а потом раздался выстрел, оглушительно громкий, и еще один, и в криках появилась какая-то новая интонация, а потом задрожали ступени лестницы: это взбирались по ней первые преследователи.

Парализованная страхом, Лира прижалась к стене, но Уилл все еще держал в руке нож. Он подобрался к проему в полу, откуда начиналась лестница, и рассек ее первую ступень так легко, словно она была сделана из бумаги. Лишенная опоры в верхней точке, лестница начала сгибаться под тяжестью карабкающихся по ней детей, а потом и вовсе рухнула с громким треском. Вопли и сумятица усилились, и снова раздался выстрел — на этот раз, похоже, случайный, потому что пуля угодила в кого-то и послышался крик боли; глядя со второго этажа, Уилл видел внизу кучу извивающихся тел, испачканных пылью, штукатуркой и кровью.

Они не были отдельными детьми — это была единая масса, однородная, как морская волна. Они яростно взметнулись вверх, пытаясь схватить его, угрожая, вопя, брызжа слюной, но не смогли достать.

Затем кто-то окликнул их; они обернулись к двери и те, кто мог двигаться, хлынули к ней, оставив позади несколько своих товарищей, придавленных железной лестницей или оглушенных и пытающихся встать с засыпанного щебнем пола.

Вскоре Уилл понял, почему они выскочили наружу. На крыше, под арками, раздались скрежещущие звуки, и он подбежал к парапету как раз вовремя, чтобы увидеть первую пару рук, обладатель которых подтягивался, схватившись за край черепицы. Кто-то подсаживал его снизу; затем показалась еще одна голова и еще одна пара рук — дети взбирались по плечам и спинам тех, кто остался на земле, и скоро полезли по крыше тучей, как муравьи.

Но по черепице трудно было идти, и первые из нападавших ползли на четвереньках, ни на секунду не сводя с Уилла дико вытаращенных глаз. Лира подошла к нему, а Пантелеймон в виде леопарда зарычал, опершись на парапет лапами, и первые дети застыли в нерешительности. Но снизу поднимались новые, и их становилось все больше и больше.

Кто-то вопил: «Убей! Убей! Убей!», потом к нему присоединились другие; они кричали все громче, и те, кто был на крыше, принялись в такт топать ногами по черепице, но не отваживались подойти ближе, опасаясь рычащего деймона. Потом одна черепица треснула, и мальчик, который стоял на ней, поскользнулся и упал, но его сосед поднял отколовшийся кусок и швырнул им в Лиру.

Она увернулась, и кусок черепицы угодил в колонну за ее спиной, разлетевшись вдребезги и осыпав ее дождем осколков. Около проема в полу были железные поручни, и Уилл быстро отрезал от них два прута длиной с обычную саблю; один из них он сунул Лире, и она, размахнувшись, изо всех сил ударила в висок ближайшего мальчика. Тот упал, но его место заняла рыжеволосая Анжелика — с побелевшим лицом и безумными глазами она вскарабкалась на парапет, но Лира безжалостно ткнула в нее прутом, и она снова свалилась назад.

Уилл отбивался так же. Нож он спрятал в ножны на поясе, а сам размахивал, рубил и колол железным прутом, и хотя он сшиб нескольких противников с парапета, их все время сменяли другие и все больше и больше детей лезло по крыше снизу.

Потом появился мальчик в полосатой тенниске, но он уже потерял пистолет, а может быть, израсходовал все патроны. Уилл увидел его; их взгляды встретились, и оба поняли, что сейчас произойдет: они будут драться не на жизнь, а на смерть.