Говорит ли вам это о чем-нибудь, госпожа?

— Это дело рук не простого смертного существа, — уверенно ответила Рианон. — Но кто это или что это было, кто украл моего сына, я не знаю. Нам, может быть, поможет Справедливый народ. Я не могу уйти отсюда, но ты не должен идти один. Слишком опасно пускаться в путь Кимри в одиночку, поскольку мой народ уже знает о приговоре Дифида.

Хотя мы по натуре добрый народ, но мои сородичи разгневаны.

Таран оглядел зал, чтобы убедиться, не следят ли за ними, и, успокоившись, проговорил:

— Мы отправимся вместе с Званом.

— Да, милостивая госпожа, — отозвался Эван ап Риз, — но вы должны сказать нам, как попасть в замок вашего отца, потому что в День вашей свадьбы заросли расступались перед вами и закрывались, когда мы проходили.

— Вы должны учтиво попросить лес позволить вам пройти через него, — тихо сказала Рианон. — Скажите: «Ради нашей госпожи Рианон, которая в трудном положении, позволь нам пройти, о справедливый лес», и вы увидите, что сможете пройти. — Затем она быстро сообщила, в каком направлении им нужно идти, чтобы отыскать на озере дворец сестры.

Потом они отошли от нее. А на следующий день она видела, как Таран Ста Битв и Эван ап Риз отправились на поиски, которые много месяцев будут держать их вдали от Дифида. Видя, как они удаляются от замка, она была охвачена печалью, потому что это были ее единственные друзья при дворе. В это время к воротам замка приблизился гость.

Рианон послушно поднялась и произнесла жалостливые слова, даже не подняв глаз на стоящую перед ней женщину, пока глумливый голос не скомандовал:

— В таком случае подойди, тварь Справедливого народа! Ближе, к этой глыбе, чтобы я могла взобраться на тебя!

Фиалковые глаза Рианон встретились с враждебным взглядом Бронуин Белая Грудь. Она покорно нагнулась, и Бронуин вскарабкалась ей на спину, крепко охватив шею жертвы руками, едва не задушив ее, а ногами обвив тонкую талию.

— Быстрее, тварь! — сказала, жестоко колотя каблуками по бокам принцессы. — Отнеси меня прямо в зал, тварь! Другим, может, и жаль тебя, а мне нет. Ты получила то, что заслужила, украв у меня Пауела с помощью твоих подлых чар, но теперь колдовство тебе не поможет. Ты бессильна, женщина Справедливого народа, а я нет!

— Что ты сделала с моим сыном? — задыхаясь, спросила Рианон.

Бронуин мерзко рассмеялась.

— Ты ничего не сможешь доказать против меня, а то тебе придется спасать свою шкуру Но я еще не разделалась с тобой, женщина Справедливого народа. Задолго до окончания твоего наказания Пауел вынужден будет развестись с тобой, отстранив от себя. Он женится на мне, и я буду царствовать рядом с ним как принцесса Дифида. Наш сын, мой сын, ребенок, в чьих жилах будет течь только кровь Кимри, не оскверненная ни каплей чужой крови, будет править Дифид ом после нас! Не твой сын со смешанной кровью и странными обычаями. Мой сын! А в нашу брачную ночь, мою и Пауела, тебя приведут в нашу опочивальню связанной и с кляпом во рту, чтобы ты полюбовалась, как Пауел будет наслаждаться со мной любовью и как я доставлю ему удовольствие только мне известным способом. Ты узнаешь, потому что женщины, даже из вашего народа, инстинктивно чувствуют это, каждый миг, когда Пауел пустит в меня свое семя и оно даст корни! — И Бронуин рассмеялась, усердно работая кнутом, когда принцесса с трудом пробиралась в Большой Зал с отвратительной ношей на спине.

Рианон ничего не сказала, сдержав слезы. Что она могла сказать? Она была беззащитна. Она могла только молча и терпеливо нести свое бремя. Несколько недель подряд Бронуин каждый день заставляла Рианон носить ее в зал. Эта пытка прекратилась так же внезапно, как и началась. Рианон подслушала, как слуги ее мужа говорили, что Синбел запретил Бронуин открыто проявлять жестокость к Рианон. Это не поможет ей заполучить Пауела, а только сделает Рианон мученицей в глазах всех.

Бронуин нашла более изощренные способы терзать Рианон. Она постоянно садилась рядом с Пауелом за столом, суетясь около безмолвного принца, выбирая для него кусочки еды с деревянных блюд. Она подносила Пауелу свой кубок с вином, смеясь ему в лицо, пытаясь угодить во всем. Поначалу ее маленькие уловки не оказывали на него никакого действия, но потом перемена, сначала медленная, начала происходить в нем. Он все еще был грустен, но по крайней мере начал реагировать на тех, кто окружал его, особенно на Бронуин. Сердце Рианон сжималось, видя их темные головы, склоненные друг к другу.

Да, Пауел оставался мрачным и печальным. Его смех уже не отдавался эхом в зале, он никогда не улыбался. Иногда его глаза блуждали по тому дальнему темному концу зала, где на маленькой деревянной скамеечке сидела его жена, брошенная всеми, наедине со своими мыслями. Но со временем Рианон, казалось, растворялась в полумраке и дымке зала, он не мог иногда различить ее. Она словно исчезла, его златовласая принцесса Справедливого народа, и сердце Пауела сжималось у него в груди.

В том дальнем углу Большого Зала был маленький альков, где она спала ночью. Сначала у нес не было даже соломенного тюфяка, но однажды вечером откуда-то появилась маленькая перинка. Вынужденная состязаться с собаками за кусочек еды, она была близка к голодной смерти, потому что жестокие придворные нашли себе забаву, стравливая собак, бросая им куски еды, особенно когда они видели, как бедная принцесса пыталась подобрать себе несколько корочек. Потом однажды утром Рианон проснулась и обнаружила деревянную тарелку, наполненную дымящейся ячменной кашей. Она была поставлена в маленькое углубление в каменной стене возле места, где она спала. Она с жадностью проглотила ее, с облегчением подумав, что сегодня ее не будут кусать собаки. А вечером Рианон увидела хлеб и даже яблоко! Еда появлялась каждый день, простая еда, иногда кусочек дичи, сыр и всегда хлеб. Она так никогда и не узнала, кто приносил все это, но была преисполнена благодарности за доброту, поскольку голод увеличивал ее страдания.

Потом пришла зима, и дни стали короче. Было мучительно холодно сидеть на ветру в одном платье, которое со временем выгорело и истончилось. Однажды к Рианон подошла розовощекая крестьянка. Она тотчас же встала, чтобы произнести унизительные слова, которым ее обучили. Женщина, однако, серьезно сказала:

— Не надо, моя принцесса, произносить этот вздор, потому что я знаю, что это не правда, что бы они там ни говорили, эти злодеи! — Затем она сняла с себя длинный толстый плащ, связанный из неокрашенной шерсти, и накинула на плечи Рианон. — Тебе не пережить без него зимы, дорогая, — сказала крестьянка и ушла туда, откуда появилась. Рианон в первый раз заплакала после того, как ее заставили сидеть перед воротами замка Пауела. Но это было не единственным проявлением доброты. Как-то зимним днем мальчик сунул ей в руку грубо вырезанный гребень из грушевого дерева и убежал. Восторгу Рианон не было конца, потому что уже много месяцев она вынуждена была расчесывать свои волосы пальцами.

Но бок о бок с добротой шла и жестокость. Однажды вечером Рианон с недоумением наблюдала, как Бронуин умышленно подносила своему отцу и Пауелу кубок за кубком, пока Пауел не свалился мертвецки пьяным под стол. Потом Бронуин повела пьяного Синбела к тому месту в зале, которое стало для Рианон ее домом, и подбадривала отца, втайне вожделевшего жены своего принца, насильно овладеть ею. Синбел с наступлением утренней зари не вспомнил о своем скотском поступке, зато Бронуин, собственной рукой закрывавшая рот Рианон чтобы она не звала на помощь, знала, что этот акт вероломства обеспечит ей победу над Рианон.