— Евдокия Михайловна, расскажите мне все с самого начала, — попросила я. — Мне уже известно, что вы родились в Каймаре, потом учились в Саранске… Что такого сделал Николай Лазарев, что вы решили его убить? Ведь все идет, как я понимаю, из далекого прошлого.

Пожилая женщина молчала более минуты, видимо, ей пришлось окунуться в закрома своей памяти и снова эмоционально пережить те моменты, которые вспоминать бы не хотелось.

— Колька Лазарев всегда проявлял ко мне интерес, еще со старших классов. Он был очень задиристый, почему-то всегда какой-то озлобленный и завистливый мальчик. Я бы не назвала его хулиганом, скорее он был из тех людей, которые что-то могут сделать исподтишка. В общем, подленький он был человек и никогда мне не нравился. Особенно стал он мне уделять знаки внимания в последний год пребывания в нашем пионерском лагере. Я тогда стала общаться с Пашей и именно тогда поняла, что готова влюбиться в этого мальчика. И влюбилась. Никого больше не замечала, только его. А Колька бесился от этого, всегда при возможности пытался ущипнуть меня, задеть, кинуть в мой адрес неприятное слово, Пашу постоянно задирал. Но это так… юношеские забавы, хотя именно с этого все и началось. Помню, перед уходом в армию Колька встретил меня на улице и с такой противной ухмылкой сказал: «Вот вернусь с армии и найду тебя, Дуся, добьюсь я тебя любой ценой…» Я потом и забыла вообще про него. Я ж только Пашу любила, ждала его одного и хотела быть только с ним. Никого к себе не подпускала, берегла себя только для него — это была настоящая чистая девичья любовь… Но судьба распорядилась так, что, видимо, не суждено нам было быть с Павлушей, или он сам так решил, но… я же видела и ощущала его любовь, но почему он исчез, я так и не поняла. — Евдокия Михайловна смахнула левой рукой предательскую слезу. — Но зато вместо него появился Николай… Я окончила четвертый курс и поехала в Каймар, отец тогда уже умер, и осталась там только одна маменька. И сестра там у меня сводная была, по отцу… Выследил он меня, змей окаянный, когда в лесок я пошла погулять, землянику собрать хотела, чтоб самой покушать да маменьку покормить — слабенькая она уже у меня была. А он… надругался он надо мной, силой взял… Я сознание потеряла, а потом пришла в себя, а у меня сарафан порван, волосы всклочены, на правой ноге кровь засохшая, а внизу живота так все болит и тянет неприятно… Добралась я кое-как до речки, привела себя в порядок и затем еле живая доковыляла до дома. Маменьке наплела историю, что волк на меня напал, еле отбилась палкой, сарафан вон мне изодрал. Ревела всю ночь, пытаясь загасить всю боль и унижение, ведь… не такой я близости с мужчиной хотела, не для этого себя берегла все эти годы. Эх, Пашенька, и почему ты тогда исчез, был бы рядом — ничего подобного не случилось бы. Матушке своей ничего говорить не стала — а зачем? Что бы это решило, только еще сильней расстроило бы ее, да и стыдно мне было об этом говорить. Был бы жив отец, может, и решилась бы рассказать…

Пошла я через пару дней к его дому, было одно желание — посмотреть в его подлые глаза и плеснуть в его наглую рожу уксусной кислоты, которую захватила с собой, и, думаю, будь потом что будет. Вот только уехал он днем раньше обратно в город, не застала я его дома. Зато помню, как его матушка разговаривала со мной: «Ты, Дуся, решила за моим Колькой, что ли, приударить? Что, замуж никто не берет, а ты в девках засиделась? Нет, дорогая, мой Колька явно не твоя партия, он у меня во-он какой парень. И невеста у него в Саранске, жениться собирается, она из Тарасова, туда жить передут. Так что забудь ты, Дуся, про моего Коленьку, да и не крутись больше около нашего дома, а то еще люди чего говорить начнут, а мне лишние сплетни ни к чему…» А потом… потом, как по сценарию самого плохого сюжета, оказалось, что я беременна, что в своем чреве вынашиваю ребенка от этого чудовища. Мне не хотелось жить, и я бы точно с собой что-нибудь сделала, если бы не моя сводная сестра Лидочка. Я ей все рассказала, и она решила мне помочь. Это случилось где-то под Саранском, в каком-то селе, помню небольшой флигелек из белого кирпича, какой-то укол… Сделали мне аборт в непонятном подпольном месте, но зато без огласки. Вот только последствия от этого были ужасные. Я болела, чахла, просыпалась ночью от того, что вся простыня была в крови. Я не могла дальше учиться, поэтому пришлось взять академический отпуск по состоянию здоровья. Спасибо, что Лидочка была всегда рядом, если бы не она… сколько раз я порывалась свести счеты с жизнью, и, может, это было бы к лучшему, но… А Паша потом появился. Спустя три года после тех печальных событий. Он сам нашел меня, подошел в парке и… Думал он все эти годы обо мне и понимал, что не может жить без меня. Вернулся и решил замуж меня позвать. Ох, как тогда разрывалось мое сердце! И где же ты раньше был, мой дорогой любимый Павлуша. А что сейчас?.. Что я могла ему дать? Свою любовь? А как же дети?.. Ведь после того случая я больше не могла иметь детей, никогда! Я не решилась ему это рассказать, подумала, что пусть он будет счастлив с другой женщиной, которая нарожает ему кучу здоровых детей, а те потом подарят ему внуков. Поэтому я, с разрывающимся сердцем, сообщила ему, что мы не можем быть вместе, что я встретила и полюбила за это время другого мужчину и скоро у меня свадьба. Я до сих пор помню его глаза — они словно потухли, а потом наполнились слезами. Он лишь взял мою руки в свои горячие ладони и прошептал: «Дусечка моя, я всегда буду любить тебя, всю свою жизнь. Будь счастлива!» — это были последние его слова, которые я услышала в своей жизни. «И я тоже буду любить только тебя!» — сказала я ему, давясь слезами, но он этого уже не слышал… Извините.

Евдокия Михайловна поднялась с дивана, прошла на кухню, выпила стакан воды, вытерла салфеткой слезы и вернулась обратно.

— Я все