того [что ему заблагорассудится], и вот почему как заключение, так и незаключение, как выполнение, так и невыполнение соглашений одинаково не противоречат разуму. ‹…› В силу таких рассуждений увенчанное успехом вероломство приобрело название добродетели. ‹…›…поэтому тот, кто нарушает свое соглашение и, следовательно, объявляет, что он считает такой образ действий разумным… может быть принят в какое-нибудь общество, созданное в целях мира и самозащиты, разве лишь по ошибке тех, кто его принимает… если его не допустят в общество, или выбросят из него, он погибнет[613].

Таких безумцев хватает и сейчас – им придает уверенности представление, что эгоистичные гены должны создавать эгоистов, и играет на руку массовое общество с его анонимностью и перемещением между группами.

Люди предпочитают партнеров, не испытывающих недостатка в ресурсах. Поэтому, чтобы получить наилучшего партнера, они демонстрируют собственные ресурсы и собственную щедрость и отзывчивость. Здесь тоже не обходится без крайних проявлений. Антропологи описывают церемонию под названием потлач, в которой богатые члены общины уничтожают ценное имущество, доказывая, что это их не разорит. Продиктованное этими же мотивами демонстративное потребление служит двигателем экономики[614]. Роскошные машины и дорогие кроссовки функционально не особенно превосходят более дешевые аналоги, но открыто и недвусмысленно сигналят о состоятельности. Владельцы особняков под тысячу квадратных метров редко нуждаются в таком количестве жилой площади, для них это всего лишь пропуск в круг тех, кто может позволить себе такой же нескрываемый потребительский размах.

Как водится в нашей нынешней жизни, каждый хочет быть кем-то – хочет, чтобы его ценили, хочет признания своих особых заслуг и мастерства. Поэтому конкуренция сейчас существует в любой сфере. В спорте она очевидна, в музыке и на сцене – лишь немногим меньше. Даже такое вроде бы каждому доступное занятие, как наблюдение за птицами, представляется эгалитарным лишь до тех пор, пока не послушаешь разговоры заядлых любителей. Увлекающиеся железнодорожным моделизмом, козыряя своими узкоспециальными знаниями, важничают так, словно выступают в Верховном суде. Так уж сложилось, что мы превращаем любое занятие в состязание. Эти состязания делают нашу жизнь красочнее и интереснее, придают ей смысл, помогают почти каждому обрести себя и чувство локтя.

Одним прекрасным утром мы с Сарой Хрди подглядывали за стаей диких индеек. Индюки, пройдя несколько шагов, распускали веером свой пестрый хвост, складывали, проходили еще пару шагов, распускали снова. Выглядело глупо, но впечатляло. А ведь мы, люди, изо дня в день устраиваем такие же спектакли – не только ради брачных партнеров, но и чтобы продемонстрировать свою привлекательность как партнеров социальных. Наше постоянное стремление поразить и расположить к себе окружающих расцвечивает жизнь и позволяет в перспективе наполнить ее смыслом и любовью.

Социальная тревожность и самооценка

Социальный отбор имеет большое значение для психических расстройств. Среди пациентов, приходивших ко мне в самом начале моей работы в клинике, было много желавших научиться безразличию к мнению окружающих. Мантра 1970-х годов: «У меня все хорошо, у вас все хорошо, сбросим оковы социальных условностей и достигнем нирваны». Приветствовался нонконформизм, уход от обывательских шаблонов. Я делал все от меня зависящее, чтобы помочь пациентам обрести вожделенную закалку, но, как правило, получалось не очень.

Усваивая, как выбор партнера формирует взаимоотношения, я постепенно осознавал, почему так распространена социальная тревожность. Естественный отбор сформировал у нас повышенную чувствительность к тому, что думают окружающие о наших ресурсах, способностях и характере. От этого зависит наша самооценка. Мы постоянно отслеживаем, как оценивают нас другие. Низкая самооценка – это сигнал, что нужно угождать окружающим сильнее[615],[616]. Однако, угождая, трудно состязаться за статус – в этом и заключается причина множества конфликтов, с которыми идут к психотерапевту.

Важные жизненные решения – с кем сочетаться браком, на кого работать, кого нанять, кого допустить в социальную группу – вынуждают внимательно присмотреться к человеку. Мы стараемся выбирать честных, отзывчивых, сотрудничающих, не испытывающих недостатка в ресурсах и готовых не покладая рук трудиться на благо нам и нашей группе. Преимуществами, которые достаются избранным, объясняется наша выдающаяся по сравнению с другими биологическими видами склонность к сотрудничеству. Именно благодаря этим преимуществам жизнь становится для многих сносной или даже прекрасной и удивительной.

Кто-то между тем дает совершенно искренние, на первый взгляд, обещания, которые на поверку оказываются не более чем манипуляцией, в чем мы убеждаемся, как только обещавший добьется желаемого. Есть люди, которые в курсе, что существуют чувство вины или социальная тревожность, но для них это такая же абстракция, как для дальтоника слово «зеленый». Подобных социопатов не волнуют все эти неприятные эмоции, так что они могут без зазрения совести манипулировать, ловчить, обманывать и пользоваться чужими слабостями. Тех, кто делает это топорно и грубо, изгоняют из социальных групп, иногда сажают за решетку. Тем, кто действует тоньше и изящнее, удается облапошивать одну жертву за другой.

У подобных склонностей высокая степень наследуемости, и они сохраняются в популяции. Эволюционный психолог Линда Мили в своей статье выдвигает предположение, что генетическая склонность к мошенничеству распространяется в группах, где преобладают альтруисты, которых удобно эксплуатировать, и снижается в группах с преобладанием мошенников в составе. Две противоположные склонности уравновешивают друг друга, поддерживая определенное соотношение между мошенниками и альтруистами[617]. Мне эта гипотеза кажется сомнительной: маленькие сообщества от махровых социопатов избавляются – изгоняют или убивают[618], тем более что у таких людей часто имеются признаки легких повреждений мозга[619]. И все-таки тут есть о чем поразмыслить. Теория Линды Мили явно больше применима к массовому обществу, где люди свободнее перемещаются между группами и могут уйти туда, где об их запятнанной репутации никому не известно.

Социопаты опасны не только потому, что эксплуатируют окружающих, но и потому, что подрывают доверие. Столкновение с предательством меняет человека. Переживший предательство со стороны кого-то из родителей может на всю жизнь разучиться доверять людям и в результате оказаться неспособным поддерживать близкие отношения. За время моей работы несколько пациентов вдруг признавались мне – по истечении многих месяцев терапии, – что прежде никогда никому не доверяли по-настоящему. Такие признания не просто приятны, они указывают на одну из ключевых составляющих терапевтического успеха. Получая опыт доверительных отношений и принятия, человек видит, каким – вопреки своему несовершенству – может стать он сам и какие может выстроить отношения. Этот опыт помогает ему собраться с духом, чтобы изменить свои основанные на самоуничижении приемы самозащиты и открыться для новых отношений, сулящих новые дороги и новые возможности. Краткосрочная терапия ничего подобного не даст. Чтобы изменить представление о себе и окружающих, необходим долгий опыт взаимодействия с реальными людьми.

Для