5 августа союзная армада вышла из Копенгагена в Балтийское море для генерального сражения со шведским флотом. 8 августа соединенный флот прибыл к острову Борнхольм. Но сражения не случилось. Шведы, извещенные о столь серьезном приготовлении союзников, избегали столкновений с явно превосходящими силами, предпочитая отстаиваться в гаванях под защитой фортов. Когда к 14 августа стало очевидным, что никакого генерального сражения не будет, Петр спустил свой штандарт и с небольшим отрядом ушел в Данию для подготовки десанта в Швецию.

Однако, несмотря на все требования Петра, высадка десанта, которая могла разом положить конец затянувшейся войне из-за нерешительности датского короля, была отложена на неопределенное время. «Бог ведает, что за мученье с ними, — писал в отчаянии Петр Апраксину, — самое надобное время упускают и как будто чужое дело делают». Задержка позволила шведам подготовиться, укрепить берега, там же шведы собрали и 20-тысячный корпус во главе с Карлом XII.

2 октября наш гребной флот с войсками на борту покинул Копенгаген и направился в Россию. Трусость и подлость союзников, неготовность их войск так и не позволили осуществить смелый стратегический замысел — нанести Швеции смертельный удар. Можно только представить состояние Петра, можно только представить, что говорили о союзниках царь и его приближенные между собой за штофом вина. Не тогда ли именно и возник знаменитый «большой загиб Петра»?

— Все, что я хотел получить от Швеции, я с помощью своей армии и флота уже получил. Теперь мне нужен лишь мирный трактат, который окончательно утверждал бы за нами наши приобретения. Но мир опять и опять не дается мне в руки! — с горечью говорил в те дни в ближайшем окружении Петр.

К этому времени наш флот уже господствовал на просторах Балтики от устья Невы до Копенгагена, от Гельсингфорса до предместий Стокгольма.

Между тем Петр по-прежнему продолжал неустанно работать над усилением флота. В июле 1718 года был спущен на воду 90-пушечный корабль «Лесное». Причем в постройке этого корабля царь принял личное участие. Помимо «Лесного» в том же году были спущены на воду 70-пушечный корабль «Нептунус», прам «Олифант» и несколько галер.

Кампанию 1718 года наш флот начал в составе 25 линейных кораблей, трех фрегатов и двух бомбардирских судов. Помимо этого в готовности находился и многочисленный гребной флот, готовый к перевозке десантов, подвозу боезапаса и провианта

Тем временем начались переговоры на Аландских островах. Шведы не упорствовали и не желали мириться со своими поражениями, требовали возвращения Выборга, Лифляндии и Эстонии. Наши уполномоченные держались твердо, и все претензии напрочь отвергали. Постепенно твердость шведов истаяла, и они стали быстро сдавать свои позиции. Возможно, мир между нашими державами был бы тогда и подписан, если бы не козни Англии.

Интрига Лондона привела к тому, что Россия была вынуждена продолжить войну, чтобы в конце концов все же принудить Швецию заключить мир на условиях, предложенных Петром. При этом Англия, еще вчера бывшая нашим союзником, почти мгновенно переменила курс и уже всеми силами стремилась мешать нам, помогая Швеции.

— Отныне я не чувствую никакого доверия к вашему кабинету! — открыто заявил русский царь английскому послу. — А потому буду добиваться своих целей собственными силами!

— Я извещу о вашей тревоге Лондон! — расшаркался посол Мекензи.

— Лучше известите о моих наирешительных намерениях! — поправил его Петр.

Приготовления флота к новой кампании продолжались всю весну 1719 года. Царь готовил новый поход против Швеции.

А ближе к лету на Балтике произошло событие, которое заставило шведов по-иному оценить возможности русского флота, а англичан — начать принимать реальные меры по нейтрализации его растущей мощи.

* * *

…Весна 1919 года на Балтике была жаркой. Русский флот переходил к активным действиям. Только что вернувшегося из европейской командировки капитана Конона Зотова в Ревеле встречал Наум Сенявин — капитан корабля «Портсмут». Не видевшиеся столько лет друзья обнялись. Конон, назначенный капитаном 52-пушечного «Девоншира», сразу же взялся за дело со всей серьезностью.

— Наш Конон во всем силен! — шутил Сенявин, видя, как терпеливо учит Зотов своих канониров банить пушки, офицеров точно и без помарок вести счисление да помнить назубок все флажные сигналы.

Наум Акимович Сенявин начал службу солдатом бомбардирской роты Преображенского полка, участвовал в Керченском походе, состоя матросом на корабле «Отворенные врата» под командою Петра Михайлова В октябре 1706 года участвовал и был тяжко ранен в знаменитом абордажном бою пяти русских лодок со шведским ботом «Эсперном» под Выборгом

В августе 1708 года получил поручение охранять с двумя бригантинами переправу через Неву. Когда шведский генерал Любекер подошел к переправе, то Сенявин встретил его сильным огнем из пушек, так что «привел неприятеля в конфузию». Шведы оправились и огнем с батареи в 12 пушек пробили в двух местах одну из бригантин, сломав на ней мачту. Тогда Сенявин сошел на берег и овладел шведским укреплением. В 1710 году во время ледового похода Балтийского флота находился на шняве «Мункер».

В 1712 году получил поручение от Петра I, начавшего закупку за границей военных судов для русского флота, снарядить и привести в Ревель из Кенигсберга три первых купленных в Голландии корабля. Наскоро исправив повреждения в судах, найдя офицеров и матросов, Сенявин избег крейсировавшего в Балтийском море шведского флота и 2 марта 1713 года достиг ревельского рейда, за что получил чин капитан-поручика и должность командира одного из трех купленных кораблей — «Рандольфа». В 1715 году получил от Петра I поручение вооружить корабль «Ингерманланд», в постройке которого Петр сам принимал участие и на котором затем в первый раз поднял свой вице-адмиральский флаг.

В августе того же года Петр отправил Сенявина в Англию и Голландию на корабле «Страфорд» с поручением купить пушки и шлюпки, нанять матросов и людей, «которые в воду ходят под колоколом».

В апреле 1716 года он вторично посетил Англию, а затем отправился в Копенгаген, где принял в команду корабль «Девоншир» и фрегат «Самсон». В Копенгагене у него вышло с любимцем Петра, Девьером, крупное столкновение. Генерал-адъютант Девьер, придя на судно Сенявина, сделал какие-то резкие замечания на его счет и был им за это жестоко избит. Девьер жаловался: «Мне сказать, что никакой шельмы, который достоен ругания, не можно так ругать, как он надо мною делал, я лежал более недели на постели, что поворотиться от побой не можно».

Выйдя в море на кораблях из Копенгагена, Сенявин смог отстоять честь военного флага, поднятого на корабле, когда голландский капитан хотел подвергнуть осмотру его корабль «Девоншир», как торговое судно. Когда голландцы стали грозить арестом судна, он решительно писал нашему торговому агенту Соловьеву: «Разве и весь голландский флот на мя подвигнется и тот добровольно осматривать не может, разве силою; правда, мы здесь только сильны одним флагом и вымпелом, для чего не боимся и всего их флота; а за оные его такие непотребные слова вашей милости бы надлежало бы донесть кому подлежит, понеже, хотя бы на бударе был поставлен флаг и вымпел Е.Ц. В-ва, то уже стал военный, а не торговый, которому на море всегда голландский военный корабль мусит (обязан. — Примеч. ред.) салютовать и вымпел свой спустить, что мы сколько раз видели и впредь будем».