– Да. И про ребенка знаю.

– Небось думаешь, что пацан у нее от тебя? – усмехнулся гость.

– А что, это не так?

– Не так. Не слишком-то приятно тебе об этом говорить, но… – он чуть замялся. – В общем, твоя Лена здорово пудрила тебе мозги. Она довольно долго крутила роман с вами обоими.

– Да ладно, – усомнился Максим. – Не может такого быть.

– Не хочешь – не верь. Но скажи – разве у тебя не вызывало сомнений то, что она встречалась с тобой так редко?

– Она работала…

– И ты в это веришь? Работала! Не смеши меня. Неужели тебя не удивило, что твой отец так легко и быстро сошелся с ней после твоей «смерти»? Конечно, они уже давно были знакомы… Только она скрывала это от тебя. Артистка, одно слово.

Слушая все это, Макс прокручивал в памяти все подробности их отношений с Леной. Как она оживлялась, когда речь заходила о его отце, с каким любопытством расспрашивала о нем… И как неохотно пошла на близость с ним, с Максимом, как потом всячески отмазывалась от постели… С одной стороны, ему не хотелось верить Владиславу, вся его натура сопротивлялась тому, что этот человек, хладнокровно организовавший убийство Яра и Гочи, может быть искренен. А с другой – все факты говорили о том, что он, увы, прав.

– Ты думаешь, почему она тебя бросила? – продолжал тем временем гость. – А почему отец не помог тебе, когда ты просил его об этом? Думаешь, из благородных побуждений, из чувства справедливости? Да как бы не так! Да он просто тебя за решетку упечь хотел, чтобы избавиться от соперника. А ведь помочь-то тебе, оказывается, можно было… Ведь ты не так уж виноват в этой истории.

– Вы это знаете? – Максим так и подскочил. – У вас есть какие-то доказательства?

– Есть, – кивнул Владислав. – Жаль только, что появились они поздно. Получи я их чуть раньше – не нужно было бы затевать всю эту бодягу с побегом и мнимой смертью. Но от тебя же тогда ничего толком нельзя было добиться. Ты ж только молчал, как партизан, да сопли на кулак наматывал. Мол, пьяный был, не помню, может, было, может, не было… Что тебе тогда стоило не бекать и мекать, а твердо сказать: «Не виноват – и точка!»

– Я сам не был в этом уверен, – нехотя сознался Макс. – Ребята сказали, что я первый изнасиловал Аню, и я почему-то вообразил, что они говорят правду. Я же не помнил, как оказался в квартире Гочи, теоретически мог и забыть все остальное… И потом опять же – звонил-то Ане я! Со своего мобильника. Голос на автоответчике мой, номер определился мой. И в записке она меня упомянула.

– Записку-то, кстати, можно было двояко истолковать. То, что «Максим сволочь, а меня изнасиловали» вовсе не означает, что изнасиловал именно Максим. После твоей якобы смерти сестра Ани, Инна, кажется, ее звали, кое в чем призналась. Оказывается, Аня, когда пришла в больницу на прием, рассказала ей, что насиловали ее только двое. А ты в этом участия не принимал. Валялся себе в углу пьяный и дрых как ни в чем не бывало.

– Боже мой! – Максим застонал, схватился за голову, закрыл лицо ладонями. Значит, все действительно было именно так… Так, как он думал, а не так, как внушили ему мнимые друзья, Гоча с Яром.

– Но почему же она, эта Инна, молчала? – спросил он после долгой паузы. – Почему сразу не сказала следователю, что я не виноват?

– Инна объяснила это тем, что очень злилась на тебя. Ведь это именно тебя Аня любила, именно из-за тебя оказалась в этой квартире с этими подонками. Вот она и хотела, чтобы ты наравне с ними ответил за смерть ее сестры.

– Да, ее можно понять, – задумчиво проговорил Макс.

– А ты изменился, – усмехнулся Влад. – Раньше ты вряд ли сказал бы что-то подобное. Но мы здорово отвлеклись от основной темы разговора. О твоем отце. Ты знаешь, что он сильно болен?

– Нет, – Максим поднял удивленные глаза. – Что с ним?

– То же, что было и десять лет назад. Сердце. И положение совсем хреновое. Похоже, жить ему осталось недолго. Несколько месяцев, от силы полгода.

– Правда? Нет, я не знал… И что, неужели ничего нельзя сделать? Сейчас же медицина на очень высоком уровне, особенно за рубежом. Почему он не ляжет в хорошую клинику, не сделает операцию? У него же, насколько я знаю, достаточно на это средств.

– А потому, – пожал плечами гость. – Не хочет. После твоей смерти он стал фаталистом, считает, что чему быть, того все равно не миновать. Только деньги на операции зазря будут потрачены. А деньги ему нужны – на детей. Не на тебя, конечно, а на детей Лены.

– Вы вызвали меня сюда, чтобы я попрощался с ним? – предположил Макс.

– Что? А, нет, конечно, я не до такой степени сентиментален. – Влад приподнялся, открыл форточку, вынул сигареты. – Будешь? Хотя ты небось не куришь, здоровый западный образ жизни ведешь…

– Не курю, – кивнул Максим. – Недавно бросил. Так зачем вы меня сюда привезли?

– Я ж тебе сказал, – проговорил Влад, затягиваясь. – Ты мне нужен. С твоей помощью мы прокрутим пару дел… Во-первых, наследство. Когда твой батя отбудет в мир иной, через некоторое время нарисуешься ты и во всеуслышание объявишь, что ты его внебрачный сын. И генетическая экспертиза это полностью подтвердит. А легендой про мнимую маму и их лав-стори я тебя обеспечу. Таким образом тебе достанется вся собственность отца…

– С каких это бананов? – перебил удивленный Макс. – У отца, между прочим, еще жена есть и двое отпрысков.

– За них не беспокойся. Вопрос с ними мы решим.

– Вы что же – убьете Лену и ее детей? – повысил он голос.

Генерал усмехнулся:

– Жаль стало шлюшку, которая тебе мозги полоскала? Да ладно, не дрейфь. Никто твою Лену пальцем не тронет. Просто поговорим с ней по душам, после чего она сама от наследства откажется. Есть у меня в запасе пара убедительных аргументов для нее, но тебе о них знать не положено, рылом не вышел.

Максим хотел что-то сказать, но гость не дал ему этого сделать:

– Помолчи, я еще не закончил. Наследство, которым ты, ясень пень, поделишься со мной – от души так поделишься, не жадничая, – это только половина дела. А вторая половина – работа. Помнишь, с чего мы начали разговор? Ты будешь рисовать картины – картины, подписанные именем твоего отца. Сейчас, когда он раскрутился, его картины стоят нехилого бабла. После его смерти их цена еще больше возрастет. А так как твой батя художник плодовитый, никто не удивится, когда всплывет еще десяток-другой его ранее неизвестных картин. И Белозерский – или кто-то другой, неважно – с удовольствием их купит.

– Я не буду этого делать, – решительно заявил Макс. Сказать, что он был шокирован тем, что услышал, – значит не сказать ничего. Он давно понял, что мамин хахаль – человек жесткий и очень опасный, от такого лучше держаться как можно дальше. Но того, что прозвучало сейчас, он не ожидал даже от дяди Влада. – Ничего из того, что вы мне предлагаете, я делать не буду. Да, я очень зол на отца и на Лену. Особенно на отца, который меня предал. Но все равно на то, что вы от меня ждете, я не соглашусь…