— Твоя. Твоя, Кирюш. — запускает пальцы в мои волосы и притягивает к себе. Целуемся. Летаем на максималках. Такого кайфа даже в стритрейсинге не ловил. Я подсел на Анну Бурцеву. Вот, блять, мой наркотик. На ней завис на пожизненно.

Целую долго. Покрываю все тело поцелуями, пока не вздрагивает и начинает пульсировать подо мной. Покрывая мой член своими соками. Дрожит. Сжимаю. Накрываю собой еще сильнее. Еще крепче припечатываюсь. Чуть ли не трение между собой создаем. Кожа к коже. Глаза в глаза. Стон друг в друга. Последний выдох. Вдох. Последний толчок. Резкий вскрик. И мы наполняем друг друга. Я наполняю её собой. Этот оргазм один на двоих. Долгожданный. Эмоциональный. Сокрушительный. Сильный по всем значениям. И такой, мать вашу, важный в нашей с Аней лавстори.

Долго в ней нахожусь. Языки пламени обдают нас жаром. Мы взмокшие полностью. Капли пота катятся по вискам, шее, спине, катятся по груди и спадают на ореолы груди Ани. Они все такие же острые, нежные и восприимчивые. Реагируют на любое движение. Но я, блять, не мазохист. Просто жду момента, когда вся лава изойдет.

Пометил. Запятнал. Застолбил. Теперь навсегда.

Навсегда же…

— Люблю тебя. — высекаю на последних тонах перед тяжелой одышкой.

— Люблю. Тебя. — протяжно выдыхает Нюта севшим голосом. Оба улыбаемся. Взмокшие и невероятно влюбленные. Целуемся и наконец отрываемся от этого безумия, что накрывает с головой. Дай волю, мой солдат может покорить еще пару тройку раз, но я не лезу. Умом понимаю, что через чур много и болезненно. Приподнимаемся на локтях. Замечаю, что между нами несколько красных пятен. Отголоски её лишенной девственности. Сожаление и блять, какое-то волнение и гордость наполняет. Что был первый.

Первый.

Замечаю Анину расторопность и страх. Может, и сожаление. В ней столько всего, что может взорваться в любую секунду. Прижимаюсь к её губам.

— Люблю тебя.

— И я тебя люблю. — отстраненно отвечает, но всматривается в меня.

— Сильно люблю, моя маленькая. — прижимаю к себе, а потом долго-долго целую. Вместе лежим, наблюдая за поглощающими языками пламени и его битвой с деревяшками, которые без усилий проигрывают. Молчим, только своеобразно перебираем пальчики друг друга.

К утру отвожу Аню домой по её же просьбе. Не могу это игнорировать, хотя с удовольствием забрал бы навечно к себе. Но быть эгоистом не хочу. Причинять боль Ане тоже не хочу. Мало того, что родители разрывают её, не хочу быть ещё одной тварью, которая её так же больно ранит. Обещал же не причинить боль. Обещал же не ранить. Обещал же оберегать. Оберегаю. Как могу. Как того позволяет ситуация и Аня в целом.

Кирилл Сомов: Все хорошо?

Анна Бурцева: Да. Мама ничего не сказала, проводила в комнату, что-то бурча под нос. Отец не показывался.

Кирилл Сомов: Хорошо. Люблю тебя.

Анна Бурцева: Люблю тебя.

Следующий день провожу вдали от Ани, помогая отцу с новым филиалом в другом городе и настраивая всю систему видеонаблюдения. Следующим днем пересекаюсь для разговора с тем самым, блять, Костей. С «женихом» моей Нюты, который, по сути, вообще не должен быть.

А вечером меня поджидает отряд правоохранительных органов, которые забирают меня в СИЗО под слезы матери и жесткий взгляд отца.

30

Обещала. Я не беру свои слова назад, но не такой ценой, мама! Анна Бурцева.

По возвращению от Сомова мама меня игнорирует, только недовольно провожает взглядом. А мне откровенно плевать. Плевать так же, как и им было плевать на мои чувства. На то, что я пыталась донести до них. Впервые это испытываю. Другая бы я стояла перед зеркалом в свадебном платье вместе с Костей под счастливые всхлипывания матери и отчима. Сегодняшняя я молча на это все реагирует. Не извиняется. Не плачет. Не кидается на шею с прощением. Это и злит мою маму. У самой же сердечная мышца глухо пробивает несколько раз из жалости и все же детской любви к родителю. Но я усердно игнорирую.

Долго принимаю ванну. Воскрешаю в памяти все то, что было ночью. Первый чувственный контакт, когда Кирилл полноценно сделал меня своей женщиной. Во всех смыслах. Он поставил условный штамп между нами. Пометил мою плоть собой. Прикасаюсь к себе. Там. Все остро реагирует. Издает импульсами. Но сама одергиваю себя. Хочу, чтобы прикасался только он. Он. Мой мужчина. Мой любимый человек.

Возвращаюсь в комнату и тут подпрыгивает зареванная Поля. Подскакивает ко мне. Обнимает. Стискивает в объятиях и отстраняется.

— Она ничего тебе не сделала? — спрашивает сестренка, сидя в темноте.

— Нет, — непонимающе отвечаю. И только когда включаю свет, замечаю следы от мухобойки на сестре. Некоторые из них сразу взялись багровыми синяками, а на руке чуть кровавой ссадиной.

— Боже, Поля… — обнимаю сестру, и сама вместе с ней плачу. — Они… Господи, за что?

— Мама выпытывала из меня адрес Кирилла и хотела узнать, было ли что-то между вами… — признается сестра. — Я отнекивалась. Сказала, что не знаю. И даже если и было, то это не их дело. За это получила первый раз. Второй — за то, что высказала всё. Третий уже был по накатанной. На пятом я перестала считать. Когда она попросила меня тебя образумить, я отказалась. Сказала, что это неправильно. Что ты должна быть с Кириллом.

— Господи… — выдыхаю, обнимая сестру.

— Но ты не смей… Не смей меня жалеть! — яростно выдает сестра. — Не хочу, чтобы это повлияло на твое решение, Ань. Они этого добиваются, понимаешь?

— Но как я могу? Они же тебя… — всхлипываю.

— Нет, — мотает головой сестренка. — Не умру. А вот если ты выйдешь за Костю, то они добьются своего, а я тогда точно умру. Кирилл напоминает о себе в тот же момент. О Поле молчу, хотя знаю, что это и его взбесит. Но одна буря прошла, другой пока не хочется. Да и я больше не переживу, если отыгрываться они будут на сестре.

Кирилл Сомов: Все хорошо?

Анна Бурцева: Да. Мама ничего не сказала, проводила в комнату, что-то бурча под нос. Отец не показывался.

Кирилл Сомов: Хорошо. Люблю тебя.

Анна Бурцева: Люблю тебя.

С Полей сидим до утра, пока не заходит мама.

— Анна может спускаться к столу. А Полина сегодня на очищении, — выказывает мама.

— Если Поля не будет, то и я не буду. — заступаюсь за сестру.

— Анна! — поднимает голос мама, только вот я стою на своем. Не двигаюсь. Мама недовольно машет головой и уходит. Отцу что-то соврет. Это и к лучшему. С ним пересекаться не хочу.

— Ты куда? — смотрю на еле одевающуюся