проблемой по сравнению с тем, что внутри меня горит. Только оказывается, что она все же до сих пор считает, что я была беременной. Это выясняется уже позже, при разговоре.

— …Потом бы больного ребенка рожала, если бы я не подсуетилась сейчас. — громко заявляет мама и замолкает.

— Что это значит? — шепотом произношу и инстинктивно подношу руки к животу, где когда-то зародится маленькая жизнь. — Что это значит, мама?! — кричу уже изо всех сил, а по щекам градом катятся слезы. — Ты… Ты бы убила ребенка, будь я беременна в самом деле, мама… Моего ребенка, мама! — заливаясь слезами, говорю и скатываюсь вниз по стене. Я в истерике. Мне плохо. Я не могу ещё поверить в то, что мама, самый, казалось бы, родной человек, который должен поддерживать, оберегать и быть рядом, способна на такое. Просто предположив, что я беременна. Она даже не поговорила со мной. Она просто решила САМА за меня!

Какое-то время так и сидим в тишине. Лишь слышны мои всхлипы и гортанный ор внутри меня. Меня разрывает на куски. А после мои слезы высыхают, оставляя солёные дорожки на щеках. А сердце умирает. Сегодня вместе с этим заявлением умерла я. Умерла вся моя любовь к когда-то родному человеку, что меня родил и выкормил! Вытираю тыльной стороной руки ладони слезы, поднимаюсь на ноги и говорю то, что никогда бы не осмелились сказать. Смотрю прямо на мать. Мамой теперь язык не поворачивается назвать. Даже слова «мать» она не заслуживает.

— Я ненавижу тебя. НЕ-НА-ВИ-ЖУ! — четко произношу и выхожу из кухни.

— Неблагодарная! Лучше бы подумала о том, что я спасла твою жизнь. Потом бы мучилась с инвалидом. Других генов он бы не смог приобрести… — распаляется эта женщина. Но я пропускаю все слова мимо. Пока поднимаюсь к себе, закрываю руками уши.

В комнате хватаю сумку и скидываю в нее первые попавшиеся вещи. Одежда. Учебники. Ноутбук. Всё, что мне дорого, забираю. Остальное оставляю нетронутым. Золотую цепочку снимаю. Сейчас она душит вокруг шеи, словно змея.

Вот только сестра рушит мои планы, влетая вместе с Машей в мою комнату. Они ошарашивают другой новостью.

— Кирилла забрали в СИЗО, — выпаливает сестра, и я оседаю.

— Маша сейчас все расскажет. — подталкивает младшую к осевшей ко мне на кровать Поля.

После рассказа сестры я пулей выбегаю из комнаты. Только вот мама преграждает мне путь в дверях.

— Уйди, — говорю серьезно. Сейчас во мне столько силы и ненависти к этой женщине, что не передать словами.

— Я не дам тебе испортить себе жизнь. — не шевелится мама. Только вот её планы рушатся снова, когда в дверь звонят и на пороге появляется Вика.

— Здравствуйте! — здоровается Вика. — Ань, отдай мои результаты обследования, пожалуйста. А я усмехаюсь всей ситуации. Как же все относительно.

— Теперь твой выход, МАМА! — последнее слово выплевываю, оно каким-то ядовитым привкусом отдает. Противно неимоверно.

— Так это твои результаты? — спрашивает мама.

— Да. Я попросила Аню их сохранить. Не знала реакцию моего парня. А он, представляете, мне сделал предложение, — искренне рассказывает Вика.

— Поздравляю. — не радостно отзывается мама. А я, имея возможность, вылетаю из квартиры и из подъезда, чуть не сбивая с ног Филиппа.

32

На улице дождь льет стеной. Будто годовую норму решил восполнить одним днём. Хотя сейчас я этому рада. Он единственный, кто скрывает мои слезы, стекающие по лицу. Бегу без остановки.

Плевать на погоду. Плевать на проезжающие мимо машины, что одни сигналят, другие мчатся, не замечая луж, и окатывают из раза в раз водой. Плевать на всё. Сейчас мне важен он.

Он и вся эта ситуация, которая произошла по моей вине. Он не должен быть в тюрьме.

Я всё исправлю.

Отделение полиции, на мою удачу, открыто. Забегаю внутрь. Тут тепло. Глазами нахожу приемную. Но путь преграждает охранник в форме полицейского. Фуражка. Идеальный синий костюм. Кобура, из которой выглядывает кончик оружия.

— Девушка, вам кого? — спрашивает мужчина.

— Мне… Мне самого главного по делу Сомова Кирилла, — выдавливаю из себя. Только сейчас доходит, как я продрогла, пока бежала под этим дождем, и как сильно дрожу, что зуб на зуб еле попадает.

— У вас есть какие-то свидетельские показания?! — недовольно осматривая меня, спрашивает. Конечно, сейчас у меня не самый лучший вид: мокрая одежда и растрёпанные волосы, которые висят паклями и больше напоминают сосульки в зимний период. А также босоножки в начале декабря. Один из них разорван в клочья. И как я этого не заметила? В общем, похожа я больше сейчас на наркоманку, чем девочку из «приличной» семьи.

— Да, есть. И мне срочно нужно их передать главному. — отвечаю с нетерпением и жаром.

— Макс, дай девочке листок и ручку. Хочет свидетельские показания по Сомову дать. — кричит в окошко на приёмке.

— Как будто мне этих показаний с академии его мало, — бурчит молодой парень. — И чего дома не сидится в такую погоду… — положив на стол все необходимое.

— Садись и пиши, — говорит охранник, указывая на стол недалеко от приемной кабинки.

— С… Спасибо, — чуть кивнув головой, прохожу на место и описываю всё за тот день: как они вместе ушли. Про ссору и отца, который был дома, а не пошел за ними. Всё. Пишу, а слезы катятся снова. Ещё немного и закапаю ими листок белой бумаги. Все детали с вечера моего дня рождения описываю и возвращаюсь в тот день снова эмоциями. Бушуют так, что мне кажется, сейчас взорвусь, и мир снова вернется к началу и станет одной маленькой точкой, а все исчезнут. Как сказано в Библии «И останется одной твари по паре, и начнется мир заново.» Вот бы оказаться той самой выжившей вместе с Кириллом.

— Готово. — откладывая ручку, пробегаюсь по тексту. — Кому относить? — отзываюсь.

— Мне отдавай своё заявление. Завтра отдам следователю. Если для него там будет ценная информация, то он свяжется с вами, — информирует работник прокуратуры и забирает мое изложение на почти полный лист.

— А можно увидеться с Сомовым? — осторожно спрашиваю. Я хочу его увидеть. Хочу знать, как он. Как с ним обращаются. Господи, я просто хочу знать, что с ним всё хорошо. Что он на меня не злится. Что он так же меня любит. Хотя достойна ли я после всего, что вытворили мои родители и Костя его любви?!

Нет.

Господи, Аня, как можно о таком думать? Конечно, нет. Не достойна. И если сейчас он пошлет меня, то будет прав абсолютно. Ты сама всё разрушила. Сама.

— Не положено, — заявляет мужчина в форме.

— Мне очень