Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чувствую себя одиноким, точно узник, заточенный в тюремную камеру. Как разорвать решетки?
– Окружи себя людьми, которые тебя поддерживают и разделяют идеи.
– За мной стоят очень серьезные люди – крупные рабовладельцы, ростовщики и торговцы. Они все хотят перемен.
– Настройся на победу, а не на поражение.
– Я никогда не смирюсь с неудачей!
– Не опускай руки, не отчаивайся, не упускай возможность! – давала установку мать, черпая энергию, как ей казалось, во Вселенной.
– Я всегда старался предугадать твои желания, заслужить твою похвалу, – говорил сын. – Прискорбно, что ты единственный мой друг и только ты меня понимаешь.
– Ищи возможности добиться своего, действуй, рискуй, ты сможешь! Не бойся совершить ошибку, поражения сделают тебя сильнее!
Ее энергия требовала выхода, но что делать, если рядом сын, который и наполовину не способен на то, на что способна она сама? Выход один – вдохновлять и направлять!
– У тебя все получится! – страстно сказала Клеопатра Понтийская.
– Я тебя не подведу!
– Не разочаруй меня! Ты должен бросить вызов обстоятельствам, недругам, брату!
– Я докажу, что достоин твоей похвалы и всеобщего восхищения!
Она видела, что внутреннее состояние сына меняется, что она сумела распалить костер гнева и решительности.
– Нет преград, с которыми ты не справишься! Всего можно достичь, все можно сделать! Мы с тобой подошли к крайней черте: или мы, или он!
– Да, я способен на это, ты будешь мной гордиться!
Дверь открылась, вошла рабыня, служанка Клеопатры, и с тревогой сообщила:
– Государыня, сюда идет царь!
– Уходи, мой мальчик, не хочу, чтобы он видел нас вместе. – Клеопатра Понтийская со слезой умиления смотрела на сына, потом по-матерински поцеловала его. – Я в тебя верю! Служанка проводит через мои покои.
Сын ушел, а она, приняв вид сломленной жертвы, ждала Тиграна. Вошел царь:
– Твое пребывание в Тигранакерте затянулось. Переговоры с твоим отцом успешно завершились, можешь снова уехать в Софу.
– Мои потребности, желания и просьбы тебя не интересуют? – спросила она.
– Мы умудрились накопить огромное количество взаимных обид, однако рано или поздно этот груз становится невыносимым, – сказал Тигран.
– Опять в клетку, к своим писателям и поэтам! Но неужели у тебя нет ни капли сострадания? Мы могли бы построить новые отношения. – Она с надеждой смотрела на мужа. Он молчал, опустив глаза. – Нет? Ради нашей прежней любви дай хотя бы еще время побыть с детьми.
– Ты переоцениваешь свои силы, тебе не удастся меня разжалобить. Статус остается прежним: ты царица и царствуешь в своем уезде.
– Да, в деревне, где нет твоей поддержки, где некому подбодрить, порадовать, успокоить, где я одна со своими переживаниями. Ты мог бы смягчить мое ощущение одиночества.
– Я должен раствориться в делах государства.
Дел у Тиграна по горло: драконы, претензии Рима, восстание в Сирии, непростые отношения с Митридатом, угроза покушений, козни местной аристократии. На борьбу с ней уже не хватит сил.
– Но, может быть, наступят хорошие времена и все изменится?
– Хороших времен не бывает!
– Если бы не было Аревик, ты, возможно, переменил бы ко мне отношение.
– Твой человек с перевязанной щекой сегодня утром покинул дворец и город. Ты пыталась убить Аревик!
– Что ты, разве я могла! Она мне не соперница, я – законная царица и дочь царя, и знаю, что в глубине души ты любишь меня. Хочу только одного – раскрой глаза.
– Судьбе угодно, чтобы лицемерие, страх и обман не разрушали здание мечты.
– Я как раненая птица болезненно реагирую на те удары, что ты наносишь, и лекарь мне сейчас полезен более, чем твое участие. – Она прошлась по комнате, отстраненно посмотрела в окно и сказала: – Все, что казалось прочным и незыблемым, рухнуло, а на обломках любви ничего путного построить нельзя.
Глава 32
Лукулл, все еще не покидая понтийскую Амасию, находился в одной из комнат своих апартаментов, превращенную в римский триклиний – столовую с тремя застольными ложами, расположенными вокруг квадратного столика. Он обедал, возлежав на ложе-клинии19. На другой кушетке возлежал Полигистор, третья была не занята. Со стороны, где не было кушетки, рабы подавали кушанья.
Александр Полигистор свое прозвище Полигистор, много знающий человек, получил в Риме. Историк, греческий ученый, иудей по происхождению, он, когда-то советник Митридата, попал в Рим как военнопленный в ходе второй Митридатовой войны, был продан в рабство, но впоследствии обрел свободу и римское гражданство.
– Я просил тебя изучить важные вопросы. Что составляет тайну Митридата, позволяющую ему всегда быть неуязвимым? Где Дворец власти? Что делает человека всесильным?
– Если бы я знал все тайны Митридата, незамедлительно тебе открыл бы их. Ты мой кумир! Благодаря тебе я стал рабом, благодаря тебе я стал свободным!
– Полигистор, не шути так. Ты мне обязан. Теперь ты римский гражданин и известный писатель.
– Лициний, ты знаешь, что Митридат Евпатор официально именовался именем Диониса – бога страдающего, умирающего и воскресающего. Так вот, Митридат и есть бог! Он бессмертен! Он понимает все языки народов мира, у него дар пророчества.
– Все это я слышал, и не верю, что это относится к делу.
– Он массово уничтожает пленных и мирных жителей. Недавно убил своих жен и сестер. Думаю, так он приносит жертвоприношения какому‑то чудовищу, которое жаждет крови.
– Его деяния омерзительны, – сказал Лукулл.
– Митридата боятся все. Все без исключения. Я знаю, что причиной переуступки трона царем Малой Армении был страх.
– Дорилай рассказал мне о Дворце власти, где высшие силы и властелины мира держат сакральные предметы и несметные богатства.
– Дорилай знает, о чем говорит. По вопросам мистики он был первым советником Митридата.
– Но он не знает, где этот Дворец.
– Митридат тоже не знает. Царь Малой Армении Антипад обмолвился, что Дворец находится на территории Великой Армении, там, где сходились пути великих завоевателей древности.
– Я прикажу привести Дорилая. Он знает что‑то еще, но молчит. Разговори его. Хочу вырвать главную тайну Митридата.
Дорилая вели в дом Лукулла двое солдат. Идя по вестибюлю, он думал, что его патрон, царь Митридат, давно превратился в сильный и опасный дух, который достанет его везде. Перед ним стоял мучительный выбор: информация, которой он обладал, была большой тайной, и, если он проболтается, царь его уничтожит, но, не раскрыв информацию Лукуллу, он обрекал себя тоже на смерть.
Войдя в триклиний, увидел Лукулла и Полигистора.
– Дорилай, присоединяйся к нам! – добродушно воскликнул Лукулл и указал на свободную кушетку.
Дорилай подошел ближе и возлег на клинию.
– Угощайся, – предложил Лукулл. – Твой знакомый Полигистор только что мне рассказывал, какое чудовище этот Митридат.
– Дни царя сочтены, – сказал Полигистор. – В руках деспота мы были рабами, но нам дан шанс полюбить свободу. Вот я стал известным писателем, занимаюсь историей. Фанатичная любовь к тирану и не твое любимое занятие, Дорилай.
– Наша с тобой дружба, Полигистор, дело прошлое. Тирания всегда вызывала у меня отвращение, но и Рим нисколько не лучше тирана. Он дал миру